Праведник - Игорь Хорр (1997)

— Народ пошел обратно к Кремлю со своими требованиями. Полиция пыталась помешать. Было столкновение. Есть раненые, даже убитые… Да, чуть не забыл! Увидите господина Прыгунова, передайте ему привет. И спросите, получил ли он благодарность от губернатора? — Рябкин улыбнулся своей отвратительной улыбкой.

— До свидания, господин Рябкин, — сказал писатель, открывая входную дверь.

— До свидания, господин Борин. Рад был познакомиться с вами. Кстати, как ваши дети?

— Спасибо, думаю, они здоровы.

— Все трое?

— У меня двое детей.

— Ах, простите, значит, мне дали неверную информацию. — Рябкин снова улыбнулся и не спеша пошел по лестнице вниз.

Закрыв дверь за непрошенным гостем, Алексей Борисович подошел к телефону и набрал номер Прыгунова.

— Прыгунов у телефона, — после долгого ожидания послышалось на другом конце провода. Голос Вадима Никитовича звучал вяло и болезненно.

— Здравствуй, Вадим. Это я — Алексей.

— Узнал, дорогой мой. Здравствуй.

— Слушай, тут приходил какой-то очень неприятный тип из газеты. Просил, чтобы я написал против тебя статью. Ему все известно про тот вечер.

— Черт с ними со всеми. Знаешь, я, пожалуй, заеду к тебе сегодня вечером. Поболтаем. Ты на похоронах был?

— Был. Это отвратительно. К чему весь этот мерзкий спектакль?

— А это ты у своего дружка Сокольского спроси. Ну ладно, до вечера. Будь здоров.

«Права была Вика, — положив трубку, подумал Алексей Борисович. — Надо бежать из этого проклятого города, пока они не втянули меня в какую-нибудь гнусную историю. И отчего людям не живется спокойно? Зачем им все эти митинги, сборища? Какой на редкость неприятный человек этот Рябкин. И почему, почему он спросил про детей?..»

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ПРЫГУНОВ

После своей последней встречи с генерал-губернатором Вадим Никитович Прыгунов решил взять себя в руки. Он уже почти сутки не прикасался к спиртному, старался меньше курить и даже периодически делал легкие гимнастические упражнения. Уже сутки он ни с кем не виделся и никого не принимал.

«Ничего не было, — настоятельно внушал себе Прыгунов, расхаживая в халате по просторным комнатам своего роскошного особняка. — Не было той бестолковой сцены у писателя Борина, никакой маньяк не убивал никакую девочку по имени Даша, а если и убил, то я, статский советник Прыгунов, не имею в том никакой вины. Я просто хотел пригласить ее в гости. Я просто хотел ее проводить. Я хотел как лучше. Я ни в чем не виноват. Я ни в чем не виноват. Его нет. Ее нет. Никаких мук совести нет. Ничего нет. Есть только бред моего больного, воспаленного алкоголем воображения. Есть еще работа, много работы — беспорядки в Москве, городской бюджет, биржа, банк и прочее, прочее, прочее. Работать, больше работать. Больше развлечений и светской жизни — и все, все, все будет хорошо. Ах да! Есть еще несравненная графиня. Любовь, любовь — вечная мука! Ее уж никак не выбросить из головы».

Самовнушение действовало. Нескольку воспрянувший духом статский советник начал снова обретать присущую ему веселость и бодрость. Со страшной силой разгоралась в нем жажда деятельности, и оттого звонок писателя Борина (первый за последние сутки сигнал извне), поначалу еще более расстроивший, теперь очень и очень радовал Вадима Никитовича.

«Плевать мне на их интриги! Плевать мне на них самих! Кто не друг мне, тот враг! А врагам нет пощады! Я еще не сломался! Я еще не пропил весь свой ум и талант! Они еще узнают меня! Я еще всем им задам!..» — так размышлял Вадим Никитович, сбрасывая с себя халат и облачаясь в один из лучших своих костюмов.

Одевшись, он взглянул на себя в зеркало и, оставшись вполне доволен своим внешним видом, крикнул, чтобы к подъезду подали автомобиль.