— Вы так подумали, сэр? Что я приехала сюда умолять вас жениться на мне? О, разумеется, зная ваше высокомерие, я не удивлена. — Она рассмеялась настолько непринужденно, насколько позволил ее скрытый гнев. — Я приехала только для того, чтобы извиниться за поведение отца. Знай я, что он вынашивает мысль о нашем браке, я немедленно заставила бы его выбросить этот бред из головы. Это же просто смешно. Просить вас жениться на мне, сэр, когда я живу в теплом и сухом доме? Когда мой дом изобилует всяческой снедью? Не говоря уже о слугах, которые опрятны, уважительны и расторопны. Скажите, зачем мне отказываться от всего этого? Чтобы выйти замуж за нищего пьяницу, которого вся Англия называет аморальным типом, развратником и беспринципным негодяем?

Алан пожал плечами:

— Чтобы спасти свое лицо, полагаю. Почему вообще женщины делают то, что они делают?

Взгляд его скользнул к огню, и Эмма залюбовалась пляской отраженного в его глазах пламени. Она чувствовала себя зачарованной и опустошенной. В его словах была доля правды. Причины, по которым она решилась на эту поездку, могли быть замаскированы под извинения за отца или даже под гнев на Шеридана… На самом деле она втайне надеялась, что он передумает. Даже если потом она сама отвергнет его.

— Что ж, — заявила она решительным тоном, — я сказала то, что собиралась сказать. Оставляю вас наедине с самим собой. Полагаю, это излюбленная ваша компания.

— Но почему, мисс Кортни? Вы же только приехали. — Улыбка на его красивых губах не затронула глаз. — Подозреваю, что последнее, чего вам хотелось бы, это снова пускаться в путь в такую погоду. Может, выпьете со мной?

Он поднялся с кресла. В его изящных, быстрых движениях не было и намека на недавнюю слабость. Перед ней снова был беззаботный весельчак.

Выплеснув воду из чашки в огонь, Алан наполнил ее виски и подал девушке.

Решится ли она?

— Почему бы и нет? — сказал он, словно читая ее мысли. — Едва ли ваша репутация пострадает от этого еще больше.

Она нехотя протянула руку за чашкой. Он тут же игриво убрал ее.

— Одно условие, — сказал он. — Снимите плащ.

Она покачала головой:

— Я не могу здесь больше оставаться.

— Ненадолго. Можете выпить и ехать.

— Хорошо.

Эмма сняла плащ. Он взял его и швырнул на спинку дивана. Внезапно она почувствовала себя слабой, незащищенной и уязвимой. Она неосознанно пробежала руками по своим темным, тщательно уложенным волосам, гадая, сравнивает ли он ее с Ритой, чьи волосы белокуры и полны солнечного света. Ну разумеется. Они все так делают. Мужчины, подобные Алану Шеридану, всегда предпочитают женщин изящных, светловолосых и белокожих. Таких, как Рита. Таких, как ее мать.

Он молчал, стоя перед ней с чашкой в руке. Однако его глаза были красноречивее слов, лениво скользя от ее макушки до подола платья. Молчание затянулось, постепенно наполняясь незначительными звуками — потрескиванием огня в камине, тиканьем часов и едва слышным шуршанием снежной крупы о стекло.

Наконец он протянул ей чашку. Она приняла ее, пожалуй, с чрезмерной готовностью.

— Предлагаю тост, — произнес Алан, поднимая бутылку. — За двух неудачников, застигнутых бурей.

— Какой бурей? — поинтересовалась Эмма. — Той, что там? — Она махнула в сторону окна. — Или той, что внутри?

Он удивленно поднял брови. В его глазах что-то промелькнуло. Насмешка? Что бы это ни было, ее слова вызвали у него улыбку. Пальцы Эммы сжимали чашку с виски, как спасательный круг.

— Садитесь, — сказал Алан, указав на небольшое кресло у камина. — О, бога ради, извините, — поспешил добавить он с ноткой сарказма. — Не изволите ли присесть, сударыня? Молю, простите меня за нарушение этикета: у меня нечасто бывают гости. Мало-помалу привыкаешь иметь дело с несговорчивыми слугами.