Творящие любовь - Джудит Гулд (1998)

Мать-настоятельница, лицо грустное, голос измученный, в нем слышатся слезы:

— Синьора, ребенок счастлив. Вы должны мне поверить. Девочке будет только больнее, если вырвать ее из той единственной семьи, которую она знает и любит. Прошу вас, синьора. Будьте милосердны. Если вы настаиваете, хорошо, я скажу вам. Но, пожалуйста, синьора. Это будет огромной ошибкой.

Ее собственный голос, глухой и далекий:

— Я должна знать. Я должна. Это ребенок моей дочери.

Мать-настоятельница:

— Что ж, ладно. Анна. Анна Вигано. Ее крестил сам отец Одони.

И сосед Вигано, он же хозяин их земли:

— Они уехали среди ночи, словно воры, убегающие от закона. Кто знает, куда они отправились? Они остались мне должны за два месяца. Счастливое избавление, нечего сказать.

Душу и сердце Элизабет-Энн терзала боль. Она чуть было не нашла Анну. А теперь ее внучка снова уехала, потерянная навсегда. Кто знает, куда заберутся Вигано, чтобы оставить у себя ребенка?

Воспоминания, воспоминания нахлынули на нее. Произошло столько такого, за что она себя теперь ругает. Все могло быть иначе, если бы только…

Если бы я только не послала Шарлотт-Энн в Швейцарию, она была бы сейчас жива.

Если бы только я поменьше времени уделяла отелям, а побольше своим детям.

Если бы я крепче держала ее в руках.

Как много этих «если бы».

И как много нового открылось только сейчас. Шарлотт-Энн была упрямой и непокорной, полной решимости идти своим путем. А эту черту характера, Элизабет-Энн знала, дочь унаследовала от нее. У них с дочерью было так много общего, но никто из них не хотел этого признавать. Но в отличие от матери Шарлотт-Энн забывала об осторожности. Ей и в голову не приходило подумать о возможных последствиях своих поступков.

О, если бы я только направила Шарлотт-Энн по верному пути. Она именно в этом и нуждалась. Почему я этого не заметила? Почему я оказалась так слепа?

Но теперь уже слишком поздно ворошить прошлое, мечтать о том, чтобы изменить уже произошедшее. Шарлотт-Энн трагически погибла. Она ушла навсегда. А Элизабет-Энн должна вспоминать только хорошее.

Элизабет-Энн понимала, что когда-нибудь она примирится со смертью Шарлотт-Энн. Но она никогда не сможет понять того, что сделали ди Фонтанези. И в ее сердце не найдется для них прощения.

Как могли они отдать ребенка? Да еще в обмен на еду? Неужели они думали, что голодают только они? Только приход союзников и раздача ими продовольствия спасла всю Италию от голода. Но только любовь, несмотря на голод и болезни, поддерживала семьи и сохраняла их единство. «Может быть, — осмелилась она подумать, — Анне лучше вдалеке от таких лишенных способности любить людей, как княгиня Марчелла и ее муж?»

И все-таки она никогда не смирится с тем, что Анна потеряна. Только смерть приходит навсегда. Раньше или позже, все умирают. Но могила — это нечто конкретное. А исчезновение? Нет, вот это как раз то, с чем нельзя смириться. Неведение того, что случилось с Анной, будет грызть ее всегда. Но сейчас ей придется признать свое поражение, согласиться с тем, что, сколько бы усилий и денег она ни потратила на поиски, ребенка не найдут. Ей остается только молиться, чтобы те, кто взял малютку, окружили ее любовью.

Да, настало время вернуться домой и собрать осколки жизни. Генри, сын Дженет и Заккеса, ждал их возвращения в Штатах под присмотром гувернантки. Пришло время сконцентрироваться на настоящем, оставив прошлое, осмотреть раны.

Не говоря ни слова, Элизабет-Энн встала рядом с Дженет, взяла в руки блузку и аккуратно сложила ее. В глазах у нее стояли слезы.

Война кончилась, но страдания останутся надолго. Конечно, со временем они утихнут, их станет легче переносить, останутся только воспоминания и иногда острые приступы боли.