У алтаря - Эльза Вернер (2013)

Молодой монах побледнел еще сильнее, но спокойно выдержал пытливый взгляд прелата. Очень редко случалось, чтобы настоятель говорил таким тоном с подчиненными; обыкновенно он ограничивался выговором или наказывал провинившихся, но никогда не уговаривал, не предостерегал никого. Отцу Бенедикту в словах и тоне прелата послышалась не снисходительность начальника, а обращение равного с равным.

— Я знаю, в чем клялся, и сдержу свою клятву! — коротко ответил он.

— Вот и прекрасно!.. Я жду отца приора и сообщу ему сейчас же о вашем назначении. Можете идти!

Не успел отец Бенедикт выйти из сада, как туда вошел приор. На его лице кроме почтительности выражалось и беспокойство — по-видимому, он боялся, что молодой монах все-таки сказал настоятелю о «некоторых вещах». Однако его тревога скоро улеглась. Прелат был очень милостив и снисходительно выслушал доклад приора о событиях дня. Только в конце разговора он сказал вскользь:

— Ах, вот еще что: отец Бенедикт на этих днях уедет отсюда. Отец Клеменс просил у нас помощника, и вот отец Бенедикт едет к нему, в горы, по собственному желанию.

— По собственному желанию? — повторил приор с величайшим удивлением.

— Вы поражены? Я тоже был удивлен. Это далеко не такое завидное назначение, чтобы кто-нибудь сам попросил его. Не знаете ли вы, что могло вызвать у отца Бенедикта такое желание?

— Не имею ни малейшего представления! Вероятно, строгий монастырский надзор ему не по душе, и он жаждет большей свободы, — прибавил приор, не упуская случая сказать что-нибудь неприятное по адресу ненавистного монаха.

— Нет, это не то, — возразил настоятель, покачав головой. — Не заметили вы, не завел ли он знакомства с какими-нибудь соседями? Не встречается ли с женщинами?

— Нет, нет! Наоборот, он старается уединяться как можно больше, — ответил приор, — выбирает для прогулок самые глухие места и не переступает чужого порога, разве только если его посылают с какой-нибудь требой.

— Может быть, я ошибаюсь, — задумчиво заметил прелат. — В таком случае он наложил на себя новую эпитимию[2].

— О, с эпитимиями отец Бенедикт давно покончил, — воскликнул приор, — несколько недель он не постится и не молится. Раньше он все ночи проводил в покаянии, а затем сразу все оборвал.

— Видимо, убедился, что это лишнее, — спокойно проговорил настоятель, — за что я его меньше всего осуждаю. А больше у вас нет оснований жаловаться на отца Бенедикта?

Приор колебался. Ему очень хотелось сказать что-нибудь дурное про молодого монаха, но он знал, что прелат на слово не поверит, а потребует доказательств.

— Нет, ваше высокопреподобие, никаких! — ответил он, скрепя сердце.

— В таком случае пусть будет так, как он желает. Известите отца Клеменса о приезде Бенедикта.

— Ваше высокопреподобие, — снова начал приор умильным тоном, — конечно, мне не подобает давать вам советы, но я не отпустил бы отца Бенедикта. Я начинаю сомневаться в его надежности.

— Я в ней сомневаюсь уже давно, — холодно ответил настоятель, — и именно поэтому соглашаюсь на его отъезд. Здесь он поневоле держится так, как того требует устав монастыря. Он знает, что за каждым его словом, за каждым движением следят, и не может показать нам свою настоящую физиономию. Там же, на свободе, он сбросит маску, и мы увидим его таким, каков он в действительности. Само собой разумеется, что и на новом месте жительства придется следить за ним. Может быть, у вас есть в приходе отца Клеменса надежные люди?

— На школьного учителя вполне можно положиться, ваше высокопреподобие! Понятно, что отец Клеменс не сможет следить за отцом Бенедиктом, а он сам тем более не станет извещать нас о своей деятельности в горах.

— В таком случае попросите школьного учителя сообщать лично мне о жизни отца Бенедикта. Если окажется, что он злоупотребляет своей свободой, я снова возьму его под строжайший надзор.