Большие девочки не плачут - Франческа Клементис (2004)

— Двадцать лет! Боже мой! Да ведь ты замужем за Полом Ньюмэном[17]! И он двадцать лет любит тебя, сохраняет тебе верность и не обращает внимания на твой лишний вес…

— Говорит, что не обращает на это внимания, — поправила Тереза Марину.

— По-моему, двадцать лет — достаточное доказательство преданности. Что еще он должен сделать?

Тереза обдумала вопрос, показавшийся ей разумным.

— Думаю, мне бы хотелось, чтобы он оборвал все связи со всеми другими женщинами и каждую секунду своей жизни, когда не спит, говорил мне, что я красивая. Да, и когда мы занимаемся любовью, чтобы не прикасался к моим бедрам и животу. Да, и чтобы никогда не говорил, что Мег Райан[18] красивая, а потом не брал свои слова назад из страха, что я почувствую себя униженной. Ну и всякое такое.

Будто очнувшись, Тереза взглянула на Марину и увидела, что та смотрит мимо нее на другой столик. Она обернулась, чтобы узнать, что же стало объектом Марининого внимания. Ей все казались одинаковыми. Все профессионалы с блестящими лицами. Только женщины предпочитают красное, а историю жизни мужчин можно узнать по тому, какой галстук они выбирают.

Стол, на котором Марина остановила свой взор, был завален остатками пищи, как будто за ним только что пообедал холостяк. Тарелки с объедками были сложены друг на друга, но в бокалах не оставалось ни капли вина. Откусанные булочки лежали рядом с корзинкой для хлеба. Меню лежало нераскрытым, как библия Гедеонского общества.

Но Марина смотрела не на еду. Она видела перед собой отобедавших.

_____

— Будьте здоровы, Пол! — Энди Клайн аккуратно чокнулся своим бокалом для бренди с тяжелым хрустальным стаканом для виски, который держал в руке Пол Джером.

— И вы тоже, Энди. Отличный обед. Большое спасибо.

Энди удовлетворенно откинулся на стуле, довольный отношениями с Полом, которые еще более укрепились во время этого дружеского обеда. Он поставил перед собой задачу завязать дружбу с этим клиентом за три недели, несмотря на то что для этого пришлось прихватить кое-что от отпуска, и, по его мнению, ему это удалось, причем без особых трудностей.

— Итак, Пол, чем вы занимались в Рождество? Снова те же смертельно скучные обязательные визиты к матушке и батюшке или же пятидневное заточение с женщиной вашего выбора, а может, и мечты?

Пол Джером не поддался на то, чтобы по-мальчишески изощряться в остроумии, как того хотелось бы Энди.

— Я действительно ездил домой, но это совсем не было «смертельно скучным обязательным визитом». Только в Рождество все мои братья и сестры собираются вместе. Мы все праздники занимались тем, что провожали старый год, смотрели на видео старые черно-белые фильмы и пели песни из мюзиклов. По правде, так я себе представляю рай.

Благодаря несомненному актерскому мастерству, Энди придал своему лицу выражение, ни намеком не обнаружившее ужас, который он ощутил. Если рай и в самом деле такой, каким его описал этот странный человек, тогда он ускорит приближение к грешной жизни, чтобы можно было гарантировать себе место в вечности, где НИКТО не поет песни из «Скрипача на крыше»[19].

— Здорово! — с энтузиазмом отозвался Энди, и на его лице мелькнула маниакальная улыбка.

Пол почувствовал интерес к предмету разговора.

— А вы? Чем вы занимались в Рождество? Ездили к своим?

Энди подумал о «своих»: об отце, представление которого о преданности семье состояло в том, чтобы оставлять дома обручальное кольцо, перед тем как отправиться к любовнице; о матери, которая всю жизнь каждый день ходила в церковь, заранее вымаливая прощение за ненависть к мужу, которая заполняет ее мысли, не занятые в течение дня ничем другим; о сестре Перпетуе, которая спала со всеми друзьями своих родителей, наказывая их за то, что те наградили ее нелепым именем и детством без любви.