Пляжный клуб - Элин Хильдебранд (2015)

Лав лежала, задрав ноги, и мечтала о крохотной смуглолицей малышке, когда Ванс спросил, не сложно ли ей будет почитать его рассказ.

– Пожалуйста, – настаивал он. – Мне нужно узнать твое мнение.

– С удовольствием, – согласилась Лав. До подъема еще оставалось немного времени, а рассказ лежал на ее ночном столике с Четвертого июля. Лав осторожничала. Работая редактором в журнале, она твердо уяснила: писатели – народ нервный и ревностно защищают свои детища.

– Спасибо.

Ванс схватил рассказ с тумбочки и протянул его Лав. На первой странице красовался отпечаток влажного стакана.

– Ты что, так и будешь смотреть?

– Нет-нет, – ответил Ванс и подцепил с пола «Обозреватель». – Я тоже почитаю.

ПОД ОТКОС

Ванс Роббинс

Последняя надежда растаяла без следа. Он чувствовал себя загнанным в угол. Казалось, мир вот-вот рухнет на голову, как стены недостроенного тоннеля. Требовалось срочно искать выход, пока его не похоронило под обломками. К сожалению, выхода, ясное дело, не было. Никакого выхода, только лютая ненависть на весь белый свет.

Неприятности стали происходить еще в детском саду, когда мамочка Лула выставила отца за порог – тот сменил уже седьмую работу. Еще до рождения сына Лула устроилась в автосервис. Там и пахала все это время, слесарем. «Фиаты» и «Роверы» знала как свои пять пальцев.

Лав оторвала взгляд от листа. Ванс небрежно перелистывал журнал, украдкой бросая на нее взгляды, точно шпион на автобусной остановке.

– Ну как?

– Пока нравится, – ответила Лав. – Мать – автослесарь. Интересная находка. Твоя мама тоже работала в автосервисе?

Было кое-что в их отношениях, что всерьез тяготило Лав. Она совершенно не понимала, зачем скрывать завесой тайны собственную родню. Ванс принципиально уходил от разговоров о семье и об отчем доме. Складывалось впечатление, что он – человек без прошлого. На вопросы о том, где прошло его детство, расплывчато отвечал: «Там-сям, в основном на востоке». Он отучился в университете Фэрли Дикинсона, что в Нью-Джерси, и защитил диплом по американской литературе. Свою альма-матер он в шутку называл «Фиглисон-Миглисон». И на этом – точка. Он ни разу не обмолвился о родителях, братьях или сестрах, равно как и о родном городе. Лишь однажды, когда Лав довелось побывать в его домике, ей на глаза попалась фотография: мужчина с женщиной, которых вполне можно было принять за родителей Ванса, стояли, взявшись за руки, на фоне двухэтажного дома, отделанного алюминиевым сайдингом. Когда она спросила: «Это твои родители?» – Ванс промолчал.

По своему обыкновению, он пропустил мимо ушей и вопрос про мать. Стоит ли удивляться?

– Читай, – буркнул Ванс. – Там дальше будет интересно.

И снова уткнулся в журнал. Лав погрузилась в рассказ.

До шести вечера Лула пахала в гараже Халя Доре, затем шла в кабачок «Джей-Ди», чтобы перехватить пару бокальчиков «Кровавой Мери». Домой мать приносила запах моторного масла вперемешку с соусом табаско. Ужин готовил Джером – в основном нарезал сандвичи с колбасой. Поест – и заснет перед телевизором, забыв раздеться. Порой под утро ломило все кости, жестко было спать на дощатом полу. Из школы он приносил одни пятерки, но Лулу, похоже, мало это интересовало. Мельком пробежит глазами табель – и в мусор.

Лав оторвалась от чтения.

– Просто диву даюсь, какие плохие бывают родители.

– И не говори, – кивнул Ванс.

Лав опустила страницы на белые груди.

– Растить ребенка – тяжелый труд, – сказала она и представила созревшую яйцеклетку. Девочка ждет своего принца.

Ванс закрыл журнал.

– Ну да, это будет что-то.

– То есть как это «будет»? – поразилась Лав. – Ты же не собирался заводить детей.

– Я ничего такого не утверждал.

– Нет, ты сам сказал, – настаивала Лав. – Я спросила тогда, на крыше, хочешь ли ты детей, и ты ответил «нет».