Сезон любви - Элин Хильдебранд (2015)

«Я не вижу! – подумала она. – Почему я ничего не вижу?» Часы отбили полдень, обезьянка внутри деловито прозвенела тарелками. Пока вокруг грохотали двенадцать ударов, как старинные китайские вазы, падающие на кафельный пол, Маргарита поняла, в чем дело. Она с утра ничего не ела. Столько хлопот, и всего лишь две чашки кофе. Значит, эти неприятные симптомы возникли не из-за рака мозга, болезни Альцгеймера или бокового амиотрофического склероза. Вообще-то Маргариту мало пугали заболевания – в ее жизни не было ничего такого, ради чего стоило за эту самую жизнь цепляться. Впрочем, предстоящий ужин подарил луч надежды, и у Маргариты отлегло от сердца, когда она поняла, что не болеет, а только голодна. Она достала из кладовки коробку с пшеничными хлопьями, насыпала в молоко. Еда, холодная и хрустящая, доставляла удовольствие. Бой часов прекратился. Маргарита поморгала, пытаясь сфокусировать взгляд, и решила, что у нее, похоже, солнечный удар, несмотря на героические усилия широкополой шляпы. Потом запила хлопья стаканом воды. Ехать на «Травяную ферму» не хотелось. Может, поступиться качеством и купить травы, козий сыр, яйца, спаржу и цветы в супермаркете? От одной мысли об этом она рассмеялась.

«Мне нужно прилечь. Не буду пока ни о чем думать».

Было так жарко, что Маргарита скинула одежду и осталась в трусах и лифчике, предварительно дважды, а то и трижды проверив, плотно ли задернуты жалюзи. (Она опасалась, что почтальон, как обычно, придет не вовремя.) Тем не менее лежать раздетой на кровати, словно готовый к вскрытию труп, показалось Маргарите не совсем приличным, и она укрылась летним одеялом.

Она слишком много расхаживала на августовской жаре. Вдобавок ничего не ела и не пила. А еще вспоминала. Наверное, вредно возвращаться в прошлое и мусолить в памяти былые дни. За все четырнадцать лет Маргарита не думала столько о прошлом, сколько за последние двенадцать часов. Глупо и непродуктивно, ведь она давно поняла, что размышления об утраченном приносят только страдания. Однако сегодня правила были нарушены, а логика бездействовала. Сегодня Маргарита думала о прошлом и о том, что вечером, возможно, расскажет все Ренате. Как ни странно, Маргарита вдруг испытала гордость. Гордость за то, что выжила и лежит на кровати.

Ресторан проработал четыре лета подряд, прежде чем Маргарита твердо встала на ноги в прямом и в переносном смысле. Она потратила тысячи долларов, чтобы заведение выглядело так, как ей представлялось, то есть уютно, стильно, изысканно. Маргарита хотела создать атмосферу, где бы сочетались новая для нее эстетика Нантакета – богатейшая история города и дикая, первозданная красота пустошей, пляжей и моря – и элегантная утонченность Парижа. По настоянию Портера Маргарита оставила необработанную кирпичную стену (он утверждал, что подобный дизайн служит веским доводом в пользу приобретения той или иной квартиры на Манхэттене) и переделала камин в баре, установив вместо каминной полки огромную, выброшенную на берег моря корягу, которую когда-то нашел Портер. Она валялась на заднем дворе его съемного дома, к немалому огорчению хозяев, пока Портер ждал, что ее предназначение откроется само собой. Чтобы уравновесить грубую простоту дерева, Маргарита настояла на оцинкованной барной стойке, единственной на острове. Однако самым слабым местом оказались полы, выщербленные, неровные, кое-где вспучившиеся. Они требовали ремонта. Маргарита не могла допустить, чтобы официанты бегали по выбоинам, балансируя подносами с шестью тарелками, да и не дело угощать посетителей в зале, который, как лодка, кренится набок. Изъеденные червями полы были сделаны из редкой и дорогой ореховой древесины, и Маргарита боялась, что их повредят, когда будут снимать, чтобы выровнять подложку. Пришлось согласиться на более долгий и трудный процесс: здание подняли и выровняли фундамент.