Индийская страсть - Хавьер Моро (2008)

Но наступил момент, кшда англичане решили, что приобщение к индийской культуре и смешение рас стало пагубным для устоев империи. Смешение угрожало появлением колониального класса англо-индийцев, способных бросить вызов британским властям, как это произошло, к их великому унижению, в Северной Америке. Нельзя было допустить существования «креолов индийского типа», которые могли бы получить право на наследование раджей. Мышление постепенно менялось, и британским обществом овладевало чувство морального и личного превосходства. Расовое сознание, национальная гордость, высокомерие и пуританский образ мышления вытесняли любознательность и терпимость.

Обстановка становилась все более невыносимой для тех мужчин, которые хвастались своими индийскими женами, своими детьми-метисами и приверженностью местным обычаям. Ряд законов запретил детям, родившимся от смешанных браков европейцев с индийцами, работать в Ост-Индской компании. Еще позже новый закон запретил англо-индийцам идти на службу в армию, и, кроме как в качестве «музыкантов, волынщиков и кузнецов», они не могли служить там. У них также отобрали возможность учиться в Англии. Чуть позже новым законом было предписано, чтобы чиновники приходили на работу только в европейской одежде: прощайте удобные шлепанцы, пижамы, которые остались исключительно для спальни, просторные курты, прекрасно подходившие для жаркого и влажного индийского климата. Британская армия издала ряд ордонансов, запрещающих европейским офицерам участвовать в фестивале Холи, празднике красок, самом главном в индийском календаре. Одному шотландскому часовщику, основателю индийского колледжа в Калькутте, умершему от холеры, отказали в христианском погребении, ссылаясь на то, что он был больше индусом, чем христианином.

Количество биби, включенных в завещание, постепенно сокращалось, пока не сошло на нет. Англичане, перенявшие индийские обычаи, начали становиться посмешищем для новых представителей компании. Исчезла даже привычка белых курить кальян. Европейцы, убежденные в том, что им уже нечего перенимать у индийцев, перестали интересоваться индийской культурой. Индия превратилась в Эльдорадо, в землю для покорения, не будучи при этом покоренной. Вильям Палмер, английский банкир, женатый на одной из бегум и живший как могольский принц, явно предчувствовал грядущие перемены, когда писал в начале девятнадцатого века: «Наше высокомерие и наша несправедливость приведут к отмщению со стороны объединенной Индии. Уже было несколько восстаний…» Через пятьдесят лет после того, как он написал эти слова, восстание 1857 года поставило точку во взаимном доверии, которое существовало между обоими народами, между двумя мирами.

С тех пор Восток и Запад отдалились друг от друга, и не было ничего удивительного в том, что раджа и Анита стали жертвами образовавшейся пропасти. То, что индиец стремился жить в Европе и носил костюм и галстук, никого не удивляло, а то, что европейка вышла замуж за индийца, приехала жить в Индию, стала одеваться, как восточная принцесса, считалось скандалом. То, что французы возводят храмы Ангкора в Париже, воспринималось нормально, а когда раджа привез французскую статую для своего парка, это оценили как проявление эксцентричности. Прав ли был Киплинг, когда сказал: «Восток есть Восток, Запад есть Запад, и они никогда не встретятся»? Радже хотелось думать по-другому. Отголоски более свободного прошлого давали надежду на примирение между двумя мирами. Глубокомысленный призыв к единению, который он всегда слышал с тех пор, как восторженный вернулся из своей первой поездки по Европе и Америке, пробуждал в нем желание, пусть даже в скромном масштабе, посвятить этому жизнь.

28