Свободные от детей - Юлия Лавряшина (2008)

Но когда открывается дверь кабинета, я цепенею. Конечно, это не школьник, сбежавший с прогона… Как я сразу не догадалась, что это раньше срока «зазвездившийся» сынок шляется по театру, милостиво дожидаясь, когда папа договорится за него, купит писателя, купит продюсера, купит место под солнцем?!

Меня тошнит от этих бездарных мальчиков и девочек, которые прокладывают себе дорогу деньгами, пустоту внутри ими же забивая! А зрители, читатели словно ничего не замечают, не понимают… И покупают книги, которые будто написаны Буратино с деревянненькой головой, и ходят на концерты, чтобы послушать фонограмму, и смотрят сериалы и фильмы, в которых никто не умеет играть и которые поставлены беспомощно… Что происходит? Массовое отупение? Вкус атрофировался напрочь? Отпал, как некогда хвостик?

Я встаю и делаю шаг навстречу будущей знаменитости:

— Без меня. Я не собираюсь пачкать руки дерьмом.

На этот раз он даже не толкает меня плечом, когда я прохожу мимо. Проношу себя, как флаг с баррикады — врагу в руки не дамся. Даром Красная Пресня неподалеку…

Директора в фойе нет, зато посланником Божьим появляется Влас в костюме разбойника, и я впервые бросаюсь к нему с такой радостью:

— Уведи меня отсюда!

Ни о чем не спрашивая, Малыгин стискивает мою руку и тащит в свою гримерку. Я бывала там не раз, но сейчас мне кажется здесь уютно как никогда. Влас делит гримерку с другими актерами столь же невысокого ранга, но сейчас она, к счастью, пуста. Усадив меня в крутящееся кресло перед большим зеркалом, которое давно пора протереть, он опускается передо мной на корточки.

— Что стряслось?

Тревога в глазах неподдельная. Я провожу рукой по его светлым волосам, по горячей щеке — он только что со сцены, взбудоражен.

— Ничего особенного… Ты видел меня в зале?

— Честно? Я вообще никого не вижу в зале, когда в образе. Хоть и не такой уж образ… Нет! — спохватывается Влас. — Я не имею в виду, что ты плохо написала. Пьеса классная! Но у меня-то роль — с гулькин нос!

— Написать тебе большую?

Спрашиваю это с усмешкой, чтобы он не воспринял предложение всерьез, но Влас отзывается без улыбки:

— Напиши.

И даже не предваряет это обязательным: «Да ладно!» Но я увиливаю от продолжения разговора:

— Там уже закончилось?

— Последняя сцена. Я уже не нужен, можем сбежать.

Только сейчас вспоминаю, что нас ждет Лера, но Влас не дает мне сразу вскочить. Напустив на себя заговорщицкий вид, он шепчет:

— Подожди, у меня для тебя кое-что есть…

— Что именно? — я с опаской осматриваюсь, от этого человека всего можно ожидать.

Он запускает руку в ящик, что за моей спиной, и вручает мне маленькую лошадку. У меня вырывается смешок:

— Что это значит? Хорошенькая… Это символ чего-то?

— Никаких символов, — отрицает Влас. — Все натуральное. Все по-настоящему.

Потянув за руку, Малыгин помогает мне встать и подводит к окну:

— Смотри!

Я не верю своим глазам. Во внутреннем дворе театра привязаны к фонарному столбу две лошади. Еще не просохший асфальт таинственно поблескивает у них под копытами. Лошади терпеливо переминаются, ожидая, когда им позволят двигаться, но я не вижу рядом с ними человека, который мог бы их отвязать.

— Они ждут нас, — шепчет Влас. — Пойдем.

— Ты серьезно?! Это ты их пригнал?

— Ну, не то чтобы я… Но не без моего участия, — признается он скромно.

— Ты…

На большее меня не хватает, хотя одно «ты» самой кажется слишком значительным. Влас улыбается и трется щекой о мои волосы, сооружая на голове сеновал.

— Пойдем к ним, — снова зовет он. — Промчимся по вечерней Москве. Не все на BMW раскатывать!