Твоя К. - Тереза Ревэй (2009)

Никогда он не забудет день, когда в первый раз увидел Сару Линднер. На девушке было светло-серое платье из крепдешина с узкими рукавами, подол которого был выше колен и открывал симпатичные ножки. Ожерелье из красивых жемчужин подчеркивало тонкость шей. Черты лица выражали твердый характер, поэтому лицо нельзя было назвать безупречным. Большие яркие глаза, кидающие на него внимательный и полный здравомыслия взгляд. Нос, покрытый веснушками, верхняя губа чересчур тонка, бледные щеки. И все-таки живость этого лица вызвала у него желание схватить свой аппарат и сфотографировать его. Сара была одной из тех женщин, которые сразу вдохновляют мужчин на неожиданные поступки. Рядом с ней все вдруг становилось возможным.

— Господин фон Пассау? Я не ошибаюсь? — добавила девушка, подходя ближе.

Он понял, что по-прежнему стоит на месте и с бьющимся сердцем смотрит на нее.

— Простите меня. Вы, должно быть, фрейлейн Линднер.

Она протянула ему руку. Перекладывая неудобную папку из одной руки в другую, Макс уронил ее. Стопка фотографий рассыпалась по полу. Смущенный, он нагнулся.

Исходящий от нее аромат беспокоил его — таинственные цветочные оттенки почему-то внушали ему тревогу. Сара Линднер наклонилась помочь. Ее темные волосы, аккуратно собранные на затылке так, что не выбивалось ни одной пряди, вызывали у него желание потрогать их руками. Словно выточенные, не обремененные кольцами руки, тонкие пальчики с ноготками, покрытыми бледным розовым лаком. Не смея поднять на нее взгляд, он рассматривал эти руки, дышал ароматом ее духов.

— Показывайте, — сказала она, садясь на колени и раскладывая фотографии вокруг себя полукругом.

Она внимательно все изучила, не произнося ни слова, подолгу рассматривая каждый снимок. Не смея перебивать, Макс протягивал ей фотографии. Никогда ранее он не ожидал оценки своих работ с таким трепетом. Даже мнение художественного директора «Ульштайна» не имело для него такого значения. Он старался отмечать малейшую мимику губ, блеск непроницаемого взгляда из-под черных ресниц, очень нуждаясь в ее одобрении, смущенно понимая, что это не только из-за работы, но и из-за него самого, его надежд, неосознанных грез, страхов, секретных желаний, завтрашних дней. Все это зависело теперь от нее, молодой незнакомки, сидевшей на коленках в комнате с видом на берлинское небо.

Наконец она подняла голову. Макс затаил дыхание.

— J’aime[14], — со спокойной улыбкой, осветившей глаза, сказала она почему-то по-французски, будто слово «aimer»[15] содержало нечто большее, чем его немецкий эквивалент, будто только по-французски можно было передать все ее чувства.

Макс вздрогнул. Это было так неожиданно, что он остался неподвижен, догадываясь, что Сара Линднер — эмоциональная женщина, не боящаяся точно выражать свои мысли. Так или иначе, но одним этим словом она преподнесла ему самый ценный подарок.

Девушка пригласила его посетить универмаг. Макс был поражен этим миром с заботливо обустроенными отделами, прилавками из стекла и металла для демонстрации косметики, аркой, под которой возвышался удивительный фонтан из духов, создававший праздничную атмосферу, будуарами, отведенными под белье. Этаж для мужчин излучал дух английского клуба с его кожаными креслами и стойками для сигарных коробок, бритв и бритвенных кисточек, привезенных из Лондона. Но самым впечатляющим был, без сомнения, изысканный выбор одежды, предлагаемой вниманию женщин. Если предвоенную клиентуру в основном составляли русские аристократы и их супруги, богатые промышленники, землевладельцы, приезжавшие из Померании и Восточной Пруссии, то теперь клиенты стали очень разными. И тем не менее тут царствовал все тот же дух изысканности и люкса.

— Что скажете, если для начала мы займемся продажей старой одежды? — спросила Сара, видя, что вопрос сбил его с толку.