Первые ласточки - Эльза Вернер (2016)

С этими словами она поднялась и пошла из комнаты, однако на миг остановилась на пороге. Быть может, она надеялась, что Эдмунд удержит ее… увы! – напрасно. Эдмунд неподвижно стоял на месте, не поднимая глаз до тех пор, пока она не вышла из комнаты.

Лишь оставшись один, граф выпрямился. Его взгляд некоторое время был неподвижно устремлен на дверь, за которой скрылась мать, затем он подошел к окну и прижался горячим лбом к холодному стеклу.

Теперь, когда Эдмунд знал, что за ним не наблюдают, маска оживления спала с его лица, сменившись выражением мрачного, безнадежного отчаяния. Погруженный в тяжелые думы, он смотрел на непрерывно падавший снег и не слышал, как вернулась невеста; только когда шлейф ее платья прошуршал около него, он вздрогнул и обернулся.

– Ах, это ты. Ты написала папе, что мы приедем завтра?

Не отвечая на его вопрос, девушка положила ему руку на плечо и тихо спросила:

– Эдмунд, что с тобой?

– Со мной? Ничего! Я только что сердился на погоду – она и на завтра не обещает ничего хорошего. Пожалуй, из-за снега и тумана мы не сможем ехать в лес.

– Так отложи охоту! Ведь все равно ты в ней не находишь никакого удовольствия.

– Почему нет? – вызывающе спросил Эдмунд, нахмурив лоб.

– Этот вопрос я хотела бы задать тебе. Почему ты не находишь больше радости в том, что так любил прежде? Неужели я никогда не узнаю, что так тяготит и мучит тебя? Мне кажется, я первая имею на это право.

– Да это – настоящая пытка! – с хохо-том воскликнул Эдмунд. – Как ты можешь серьезно обращать внимание на случайное расстройство! А теперь при первом удобном случае говоришь таким грустным тоном. Если бы и я уподобился тебе, то мы представляли бы замечательно сентиментальную парочку, а сентиментальность всегда смешна.

Оскорбленная, Гедвига отвернулась. Уже не впервые Эдмунд отпугивал ее резкой насмешкой, когда она пыталась проникнуть в загадочную перемену его характера. Казалось, словно он перед целым светом и даже перед ней решил защищать эту загадку.

Что вообще случилось с радостной, сиявшей счастьем парочкой, считавшей вполне естественным, что жизнь и счастье осыпали ее своими дарами, и с беззаботностью взиравшей в безоблачное будущее? Они оба слишком скоро столкнулись с суровостью жизни.

Гедвига пошла к выходу, но не успела сделать и нескольких шагов, как Эдмунд обнял и удержал ее, спрашивая:

– Разве я оскорбил тебя? Брани меня, Гедвига, упрекай, но не уходи так от меня. Этого я не могу выносить.

В этой мольбе было столько горячности, столько искренности, что оскорбленное чувство не выдержало. Медленно склонив голову на плечо Эдмунда, Гедвига едва слышно ответила:

– Боюсь, что ты сам себе причиняешь страдание своими насмешками. Ты не знаешь, как горько и резко они звучат!

– Должно быть, я был очень несносен в последнее время? – спросил Эдмунд, пробуя снова отшутиться. – Тем нежнее я буду после свадьбы. Мы оставим тогда весь этот шумный вихрь светских удовольствий и заживем в замке вдвоем. Только теперь, теперь я не могу выносить одиночества. Но я с нетерпением ожидаю дня, когда мы соединимся с тобой навсегда.

– Это правда? – Гедвига не отрывала взгляда от его лица. – До сих пор мне казалось, что ты боишься этого дня.

Горячая краска, залившая лицо графа, как будто подтверждала справедливость этих слов, но ей противоречила страстная нежность, с которой он привлек к себе свою невесту.

– Боюсь? Нет, Гедвига! Мы ведь любим друг друга, и, не правда ли, твоя любовь принадлежит одному мне? Не владельцу майората, графу Эттерсбергу? Ты могла выбирать среди многих, которые предложили бы тебе то же, что и я, а ты выбрала меня.

– Господи боже мой, откуда у тебя такие мысли? – воскликнула испуганная и оскорбленная Гедвига. – Как ты мог предположить, что у меня могут быть подобные мысли?