Отличный парень - Кристина Арноти (2008)

Роберт изучал английский язык в стенах местной школы в Мюлузе. Он до сих пор помнит, как его заставляли произносить незнакомые слова так, словно у него рот был набит камнями. В самом начале своей карьеры в области вычислительной техники он получил возможность за счет фирмы изучать английский «с погружением». Ему не потребовалось много времени проявить недюжинные способности на трудовом поприще и стать любимчиком у руководства. На протяжении месяца от него не отходили преподаватели. Они заставляли его не только говорить, но и думать по-английски. Немецким он владел от рождения. Это было единственным наследством, доставшимся ему от родителей. В детстве он мог говорить еще и на местном наречии. Позднее он постарался забыть его навсегда.

Пока Анук приобщалась с младых ногтей к живописи, Роберт имел о ней лишь поверхностное представление. Лицей был для него трамплином на пути к успеху. Затем он получил высшее образование. И все же он еще долго не умел вести себя в обществе. Поначалу воскресные обеды в семье тестя доставляли ему немало неприятных минут. До сих пор он со стыдом вспоминает о том, как протянул тарелку дворецкому, когда тот появился перед ним с блюдом в руках. Ему хотелось облегчить труд прислуги. Анук и ее родители раскрыли рот от удивления. Второй казус произошел с ним, когда он отодвинул от себя один из выстроившихся перед его тарелкой бокалов, чтобы показать, что не пьет белого вина. От смущения он покраснел до корней волос. «Я очень рассеянный человек, — сказал он, чтобы спасти положение, — и притрагиваюсь ко всему, что находится на столе. А если задумаюсь о чем-то, то передвигаю и бокалы». «Как мой дед, — вмешалась Анук. — С той лишь разницей, что он не был любителем выпить и никогда не прикасался к бокалам».

Посещение конного завода, куда его пригласили родственники жены вскоре после свадьбы, превратилось для него в настоящую пытку. Роберт терпеть не мог лошадей. Он учился держаться в седле на манеже под Парижем лишь в двадцатичетырехлетнем возрасте. Высокомерные животные наводили на него настоящий ужас. Однако, если он хотел преуспеть в обществе, куда так отчаянно стремился, ему необходимо было освоить верховую езду и теннис.

— С каких лет ты держишься в седле? — спросила его Анук.

Он отвечал с напускной небрежностью:

— С самого рождения…

Увидев лошадь, он почувствовал, как душа его уходит в пятки.

Анук сказала:

— А я перестала кататься верхом из-за деда…

Прелестная стройная куколка, только что сошедшая с обложки глянцевого спортивного журнала, она, казалось, посмеивалась над страхами Роберта.

— Почему?

— Дед купил когда-то конный завод в окрестностях Довиля. Он получал удовольствие, когда смотрел не только на скачки, но и на жокеев в куртках с его именем на спине. В конце жизни он был таким же худым и жилистым, как старый жокей. Однажды одна из лошадей ударила его копытом. Когда его подняли конюхи, дед трясся от ярости: «Я знал, что лошади — животные глупые, но не до такой же степени… Я кормлю их, пою, холю и лелею, а они имеют наглость брыкаться. Не спорю, что скачки — спорт благородных особ, но и дураков тоже. Продам всех лошадей к чертям собачьим».

Какая кошмарная ночь! Он то и дело просыпается. Ему снятся тревожные сны. Он слышит, будто кто-то стучится в дверь номера. Пошатываясь, он спешит открыть. Возможно, это врач приехал по срочному вызову из отеля. Его ждет горькое разочарование. Перед ним — один пустой коридор.

Его будит голос, доносившийся как будто издалека:

— Проснись! Ну, проснись же!

Он открывает один глаз. Анук склонилась над ним.

Роберт видит перед собой лицо жены. Почему она поступает с ним так жестоко?

«Тук, тук, тук…» Кто-то стучит в дверь.

— Обслуживание с этажа, — доносится мужской голос.

— Какая точность! — восклицает Анук.

Она торопливо распахивает дверь.

— У тебя есть мелочь? Надо дать чаевые.