Кольцо с бирюзой - Грейс Тиффани (2007)

До вступления в силу нового закона мориски одалживали христианскую одежду для свадьбы, а потом снова переодевались в арабскую одежду и повторяли церемонию на свой лад, за закрытыми дверями. Наутро после свадьбы жених показывал отцам обоих породнившихся семейств рубашку с пятнами крови своей уже теперь не невинной жены.

Если такую одежду показать было нельзя, то между семьями возникали всякого рода сложности.

«За одно я могу благодарить новый эдикт», — подумала Ксанте.

* * *

Ксанте долго раздумывала над судьбой молодой Елизаветы де ла Керды, о которой весь Толедо знал, что она изменила свое имя на Лию Гоцан.

Когда синьора пришла в лавку ее отца в тот холодный февральский день, Ксанте было восемь лет, она видела, что перстень с бирюзой, который она сама положила на полку, сиял, как та девушка, которая шла к нему. Ее захватила красота Елизаветы, но еще больше — видение сверкающего сердца, знак иудейки, бьющегося на груди молодой женщины. Девушка выглядела как Непорочная Дева Мария с сердцем наружу, словно его выжгли на ее коже, но только оно было сверкающее и пульсировало. Перстень тоже пульсировал, когда девушка держала его в руке.

В ту ночь, разглядывая синий камень перстня, пытаясь раскрыть его тайну, Ксанте увидела в его пугающей глубине тень высокого мужчины, держащего младенца. Но образ быстро исчез. Для нее кольцо не пульсировало и не светилось, и она была бы рада уступить его Елизавете, она знала, что молодая женщина вернется за ним. И через год это произошло. Ксанте была счастлива видеть, как очаровательная девушка и ее высокий красивый жених прогуливаются по извилистым улочкам Толедо, смеясь и болтая, склонив головы друг к другу. Они всегда были так поглощены друг другом, что не замечали ее, маленькую девочку, почти такую же смуглую, как ее отец, мавр, которая застенчиво улыбалась им так, будто это она дала их друг другу.

Когда мальчик, подметавший у них полы, рассказал ей о смерти молодой женщины от рук инквизиции, она побежала в дальний угол отцовского двора и ее вырвало. Ей казалось, будто все, что у нее есть внутри, выйдет наружу и она останется пустой и что ее высохшая пустая кожа взлетит на небеса Всевышнего. Она молилась о смерти, лежа в грязи. Она чувствовала себя больной и испуганной.

Но недомогание прошло, и она поднялась, чтобы приготовить ужин.

На следующий день Ксанте услышала, как этот же мальчик поет еврейскую свадебную песню, которой ее учила мать, когда ей было три года. Отец временами тоже напевал ее, иногда без слов. Но мальчик исказил мелодию и заменил слова песни другими — насмешливыми, непристойными. Отец резко велел ему замолчать, потому что если и была когда-нибудь душа без музыки, так это душа этого мальчика. Последовала ссора, и на следующий день мальчик исчез.

* * *

Хулиан дель Рей не дожил до того, чтобы найти настоящего христианина в мужья своей дочери.

Однажды вечером, — ей было двадцать один год, — Ксанте обнаружила его лежащим на холодном кузнечном горне, рука его сжимала серебряную рукоятку почти готового меча. Умиротворенное выражение его лица противоречило солдатской хватке руки. В смерти, как и в жизни, отец был противоречив. На его похороны пришли не только толедские мориски, но и большинство христианских донов из города и из сельской местности Ламанчи. После того как были совершены христианские ритуалы, она пришла домой и разрыдалась. Не зная почему, она порвала свою одежду и несколько дней просидела в затемненной комнате, не обращая внимания на стук соседей в дверь, пила только воду, постилась и скорбела.

На десятый день она с трудом поднялась и пошла на кухню готовить.

Ксанте снова открыла лавку и наняла работников своего отца. Дела у нее шли неплохо.

* * *

Проходили годы, за нее сватался не один жених из христиан, но она всем отказывала. В их лицах она видела пугающие видения: мужчины и женщины, висящие на веревках и на дыбе, горящие дети.