Кольцо с бирюзой - Грейс Тиффани (2007)

Глаза. Правда, у Исаака, сына Мадены, глаза были очаровательные, с длинными ресницами и зеленые. Но когда он восторженно смотрел на нее, они казались такими щенячьими, что ей хотелось потрепать его по голове и подергать за большие уши. И, кроме того, эти самые глаза слабели от непрерывного учения. Он хочет стать раввином, как отец, но ослепнет, не дожив до пятидесяти, и его бедной жене придется все свободное время тратить на чтение вслух. Он — добрый юноша. Они с ним вместе играли, когда были детьми, и она хорошо знала, что отец выбрал его для нее. Но она никогда, никогда, никогда не станет женой этого книжного червя.

Она задумчиво тыкала ножом в рыбьи кости на своей тарелке. «Синьора Джессика ди Скиммиа… Доброе утро, синьора Джессика! Синьора Джессика, вы знаете, сын дожа, синьор…»

— Джессика! Мой сын Исаак сказал вчера…

Джессика вскочила, пробормотав извинение, и стала собирать тарелки. Отец нахмурился. Она ощутила бы жар его взгляда, если бы, не поднимая глаз, не поспешила на кухню. У нее за спиной сухой голос отца начал перечислять цифры: «Восемь миллионов фунтов серебра из Нового Света, обращаемые в наличные Священной католической Испанией каждый год! Четыреста тридцать пять фунтов шелка-сырца, прибывшие в порт Венеции!..» Джессика закатила глаза.

Ланселот Гоббо, присматривающий за огнем на кухне, помахал ей, когда она проходила мимо. Она состроила ему гримасу и прошла в ту часть кухни, что ближе к дверному проему. Сметая остатки пищи со стола в ведро, она слышала вкрадчивый голос Ха-Леви.

— В Амстердаме вы могли бы торговать всеми товарами, какими вам захочется.

— Полагаю, Амстердам — это новый Иерусалим, — услышала она голос отца. — Что, улицы там вымощены золотом или серебром?

— Смейтесь, если вам хочется, синьор Шейлок, но я думаю, наша любовь к серебру — любовь всех нас к серебру, будь мы мавры, иудеи, христиане или восточные неверные, — единственная вещь, которая может победить нашу ненависть. Зачем убивать друг друга, если мы можем извлечь пользу из нашего умения торговать и нашего богатства?

Раввин мягко засмеялся.

— Я надеюсь, в конце нас должно соединить нечто большее, чем умение торговать и богатство.

— О мире Божьем мы можем мечтать, учитель. Но я говорю о тех вещах, на которые мы сейчас должны наложить руку. Деньги и искусство делать их уважаются в моем городе. Евреи могут процветать в Амстердаме. И нам не приходится жить в гетто. У меня есть два друга, которые владеют большими домами, особняками…

— И христиане в Амстердаме не ненавидят евреев, — ядовито проговорил отец.

Джессика едва не прищелкнула языком от возмущения. Шейлок Бен Гоцан никогда не перестанет насмехаться над теми, кто пытается поколебать его взгляды. Пылая к нему ненавистью, она поспешно собрала тарелки.

— Смейтесь, смейтесь, синьор хозяин, — сказал Ха-Леви. Она слышала, как он смачно откусил оладью. — Лучше там наверху, чем здесь внизу.

Глава 12

Два дня спустя Ланселот Гоббо с хитрой ухмылкой вручил Джессике свернутую бумагу. Она выхватила ее у него из рук и отпустила слугу, но он болтался рядом, изображая звук поцелуя. Увидев почерк Лоренцо, Джессика пришла в такое хорошее настроение, что только рассмеялась.

«У фонтана на площади Сан-Марко в три в первый понедельник адвента[41], писал он своим детским почерком. Встречай меня, чтобы я мог поцеловать твое запястье, моя прикрасная еврейка, и поговорить о грядущих днях». Она сложила письмо и сунула его в рукав, гадая, права ли была Нерисса относительно интеллекта Лоренцо.

— Но это ничего не значит, — сказала она себе. — Какая беда, что он не может правильно написать свою фамилию! Главное — его фамилия Скиммиа!