Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

— Вот уж не ожидал тебя, завзятого адвоката, встретить в роли следователя СД.

— Все по библии: время собирать камни, время разбрасывать камни. Есть время защищать… И есть время обвинять! — высокопарно ответил Крейзис. — Никогда не прощу тем, из-за кого я полгода в погребе прятался, как крыса.

— Мне не пришлось сидеть в погребе, но пострадал я не меньше, — сказал Рихард. — Между прочим, Манфред, почему я должен возвращаться сюда не в качестве владельца своей собственной фабрики, отнятой у меня большевиками? Почему вы не очень торопитесь вернуть ее мне?

— Ты не доволен должностью, которую тебе предложили? — Манфред хотел уйти от прямого ответа.

— При чем здесь это?

Вошла Марта с блюдом аккуратно нарезанных закусок, поставила на стол.

— Ну как, — повернулся к ней Манфред, — осваиваетесь?

Она попыталась улыбнуться:

— Не знаю. Как-то не по себе. Чужой дом, чужая посуда… А хозяева, может быть, где-то бродят…

— Уже не бродят, — снова туманно ответил Крейзис.

— Что вы имеете в виду?

— Да вот то… Каждому свое.

— Освальд шутит. — Манфред выразительно посмотрел на Крейзиса. — Просто эти люди погибли под бомбежкой. Что поделаешь — война. — Он наполнил бокалы, обворожительно улыбнулся. — Я хочу поднять бокал за хозяйку этого дома, за ее здоровье…

— В таком случае, за упокой бывшей хозяйки, — сухо поправила его Марта.

— Нет, — упрямо наклонил голову Манфред. Я пью за новую хозяйку нового дома! Помнится, вы обращались ко мне с просьбой помочь вернуться на родину. Разве я не выполнил своего обещания и не заслуживаю хотя бы улыбки?

Она посмотрела ему прямо в глаза, не пригубив, поставила свой бокал и, не оборачиваясь, вышла из комнаты.

В детской Марта взяла ребенка из кроватки, со страхом огляделась: игрушки, замершая деревянная лошадка-качалка, неподвижный, ярко раскрашенный мяч… Будто смерть остановила движение. Только со стены прямо на нее смотрели смеющийся, полный радости малыш и счастливая женщина. Марта вздрогнула, прижала Эдгара к груди, словно защищая от невидимой угрозы.

Аболтиньш стоял посреди улицы и возмущался:

— Нет, вы только подумайте! При новом порядке, оказывается, тоже нет порядка. Поставить старостой в поселке — кого? Озолса! Уж вы нас извините.

Зигис, Бруно, Волдис и еще несколько айзеаргов хмуро слушали монолог трактирщика.

— Взять хотя бы эту историю с лодками. Чуть в огонь не кидался, спасти хотел. А для кого, спрашивается? И нас чуть не погубил, и сам… чудом от Сибири спасся. Разве не глупо? Ничего, время покажет, кто чего стоит.

Возвращение Марты в родные места выглядело внушительно. По шоссе катил большой черный автомобиль, впереди и сзади — по мотоциклу с автоматчиками в колясках. Впрочем, эскорт сопровождал машину не только и даже не столько ради нее. Рядом с Мартой и Рихардом на заднем сиденье ехал Манфред Зингрубер — погоны свидетельствовали, что он исправно повышался в чине.

Манфред — как всегда, вылощенный, отутюженный — благодушно поглядывал по сторонам, удовлетворенно щурился.

— Знаешь, Рихард, я в прошлый раз как-то не разглядел твои пенаты. В самом деле — прелестные места!

— В прошлый приезд тебя занимали не столько декорации, сколько действующие лица.

— Да, люди — моя слабость. Разные, как морские камешки — оттенки, характеры, темпераменты, привычки… Вы со мной не согласны, господин Озолс?

Якоб — он сидел рядом с шофером — от неожиданности втянул голову в плечи, испуганно ответил:

— Почему же? Согласен.

Манфред искоса посмотрел на старика, участливо спросил:

— Вы чем-то огорчены? Я слышал, у вас уже были маленькие неприятности с новыми властями?

— Что за неприятности? — насторожился Рихард.

— Да вот, твой тесть оказался на редкость сентиментальным человеком. Его назначили старостой, а он хотел помочь какому-то земляку избежать заслуженной кары.