Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

— Ладно, ладно, чего там. — Поздоровался с остальными, с жадным любопытством придвинулся к телеге. — Ну-ка, ну-ка, что за гостинцы? — Откинув брезент и, увидев среди мешков с картошкой свиную тушу, разрубленную на части, пробормотал сладким от умиления голосом: — Какая роскошь.

— Разгружайте, — приказал Якоб. — А ты, — обернулся он к вознице, — возвращайся назад. Но запомни: если где-нибудь хоть полсловом проболтаешься…

— Да ты что? — у возницы от волнения повлажнели глаза и задрожали губы. — Впервой, что ли?

— Впервой, не впервой, но смотри. И передай своим — через неделю снова наведаемся.

— Якоб! — возница от волнения забыл об опасности. — Но ты же сам видел — выгребли, все подчистую.

Бородач внимательно посмотрел на крестьянина, приблизился вплотную, взял за отвороты пиджака, с силой притянул к себе:

— А ты что же думал? Мы здесь будем гнить, а вы там с бабами прохлаждаться? А кого жрать прикажешь? Тебя с твоей лошадью?

Возница побледнел, заискивающе пообещал:

— Конечно, конечно, передам.

— То-то, — нехотя отпуская его от себя, пробурчал бородач. — Убирайся!

Над костром, вздуваясь пузырями, булькал котел с кашей. Озолс большой деревянной ложкой помешивал кипящее варево. Подцепил немного каши, чтобы попробовать, но так и не пригубил — бросил вдруг ложку и схватил автомат: где-то совсем близко раздался треск ветвей. Но тут же послышались знакомые голоса.

— Сколько, раз учить надо, — сердито выговаривал кому-то Аболтиньш, выходя на поляну. — Если стрелять, то уж наверняка.

— Да они вреде близко были, — смущенно оправдывался перед отцом Зигис. — Черт его знает, как он вдруг рванул.

— Рванул… Чем больше их рванет от нас, тем меньше шансов нам самим вырваться. Не забывай это.

За Аболтиньшами вышла из лесу остальная группа — еще шесть человек. У всех были обросшие лица, одежда представляла собой причудливую смесь: что-то еще от айзсаргских мундиров, что-то от немецкой формы, что-то от штатских костюмов. У всех немецкие автоматы.

— Кажется, мы в самый раз, — заглянув в кипящий котел, сказал высокий и худой, как жердь, бандит.

— Ну-ка, подхвати, — кивнул ему Озолс.

Они вдвоем сняли с огня котел, поставили на траву. Аболтиньш, скинув потрепанную куртку, подошел к ведру с водой.

— Эх, Озолс, — сказал он, плеская себе воду в лицо. — Не видал, сколько сахару мимо нас проехало.

— Откуда ты знаешь, что сахар? — заинтересовался Якоб.

— Он мешок продырявил, — Аболтиньш кивнул на Зигиса. — Дорога теперь, как сладкий пирог.

— Да-а… А у нас и соли нет, — разочарованно буркнул Озолс.

— Ничего, будет вам и сахар, и соль… — подсаживаясь к котлу, сказал трактирщик. — И свиная тушенка в банках. Ну, рассказывай… Что видел, что слышал…

Усевшись вокруг костра, бандиты накладывали в котелки кашу, с любопытством прислушивались к рассказу Озолса.

— Ну что? — невесело начал он. — Русские передают по радио только песни и хвастают, что бои, мол, уже в Восточной Пруссии.

— А немцы?

— Тоже хвастают. Мол, превратили Курляндию в неприступную крепость. Трамплин для возмездия, говорят.

— Трамплин или мешок? — хмуро переспросил высокий.

— Неважно, пусть подольше продержатся в Латвии, — многозначительно сказал Аболтиньш. — Пока они здесь — наша борьба не закончена. И в лесах мы не одни. Ну, ладно… Как там наши земляки? Краснеют помаленьку?

Озолс помолчал, подумал.

— Краснеют — не краснеют, но оживают, — тихо сказал, он. — Школы открывают, продукты завозят…

— Продукты? — криво усмехнулся трактирщик. Продукты, это хорошо. Продукты, это то, что нам надо. Интересно, что они с моим трактиром сделали? Не слыхал?

— Говорят, магазин открыли, — сказал Якоб. — Я-то в наш поселок не заходил…

— Не заходил, говоришь? — задумчиво протянул Аболтиньш — в его глазах мелькнула какая-то мысль. — А надо бы.