Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

Домашний кабинет учителя Акменьлаукса был похож на библиотеку и одновременно на лабораторию. На полках и на столах громоздились книги, приборы, карты, барометр. Артур сосредоточенно решал какое-то сложное математическое уравнение. Работал уверенно, быстро, от нетерпения еле дописывал хвостики знаков и цифр. Учитель Акменьлаукс — прямой, костистый, с чеканным профилем (за что получил прозвище Архимед) — расхаживал по комнате, заложив руки за спину, изредка поглядывал через плечо своего великовозрастного ученика и удовлетворенно хмыкал:

— Резонно… резонно. — Вдруг насторожился, нахмурил брови: — Что, что? Ну нет, дружище, это не резонно.

Артур не ответил, только еще быстрее заскрипел пером по бумаге. Акменьлаукс напряженно следил за ходом доказательства. И когда Артур уверенно подчеркнул равенство, одобрительно кивнул:

— Ну что ж, так тоже можно. И тоже — резонно. — Он оглядел парня и улыбнулся. — Молодец, ничего не скажешь, — наморщил лоб, проговорил твердо и уверенно: — Ты должен поехать и официально оформить перерыв в учебе. Предъявить свидетельство о смерти отца, остался-то всего один курс.

— Но за этот год я все забуду…

— Будешь заниматься со мной. Возьмешь книги. Отец хотел, чтобы ты стал капитаном.

Артур молчал, задумавшись. Акменьлаукс посмотрел на него, улыбнулся, потрепал по плечу:

— Я понимаю, что тебя гложет. Но ведь это зависит только от вас обоих. За счастье нужно бороться. Тогда и Озолс ничего не сможет с вами сделать.

Артура передернуло:

— Неужели люди не могут быть просто людьми? Дружить, любить, не спрашивая, сколько у кого в сундуке?

Акменьлаукс помолчал, похрустывая, сцепленными за спиной пальцами, потом сказал:

— Я понимаю, о чем ты спрашиваешь. Но… это гораздо серьезнее, чем ты думаешь.

Артур захлопнул тетрадь, резко поднялся, отошел к окну, проговорил с болью:

— Ничего не понимаю. Тот же отец… Были же друзьями с Озолсом, оба с нуля начинали. А потом? Один стал хозяином, другой у него работником. Артель, организовали — тут уж вроде бы все равны. Ничего подобного: один из лодки не вылезает, а ничего, кроме долгов, не прибавляется, другой сидит себе на берегу и жирок нагуливает. Умнее они нас, способнее, что ли?

Акменьлаукс криво усмехнулся:

— Это, Артур, и сложнее, и проще. Брать — не отдавать. Всю жизнь грести только под себя… Дай Аболтиньшу возможность, он бы собственные кишки сожрал. Умнее? Их ум — это совесть наизнанку. Лощеные, благородные, щедрые. А чуть что, за свое барахлишко глотку перервут. Неважно кому — женщине, старику, ребенку. Нагляделся я…

Учитель пристально посмотрел в глаза парню.

— Ты когда едешь в Ригу?

— Завтра. Нас с Лаймоном за сетями посылают.

— Тогда вот что… — Акменьлаукс достал из ящика стола запечатанный конверт:

— Возьмешь это письмо.

— Хорошо, я опущу.

— Нет, на этот раз опускать не надо. Видишь, здесь даже адреса нет. Нужно передать из рук в руки. Понял?

— Да.

Но учти, дело опасное. Если боишься, лучше откажись. Ладно, ладно, — заметив возмущенный жест Артура, улыбнулся учитель. — Тогда запомни. У входа в Верманский парк есть газетный киоск…

По шоссе мчался красный автомобиль Рихарда. Рядом с ним в машине сидели трое айзсаргов с винтовками. Они были навеселе, больше других шумел Зигис:

— Ну что? — он вертел в руках серебряный кубок. — Приз-то я получил не зря? Выбить девяносто шесть из ста возможных!

— Жалко, что там не было парусной регаты, — язвительно перебил его Бруно, — вот где ты бы себя показал.

— Ладно, Бруно, — вступился за Зигиса Рихард. — В конце концов, он же не морской айзсарг. Зато на земле стоит твердо. Верно, Зигис?

— Я думаю, — вмешался в разговор старший сын лавочника Волдис, — что этот наш экстренный слет неспроста. Заметили? И полковник в своей речи намекнул — мол, должны быть готовыми ко всему и держать порох сухим.