Останься со мной навсегда - Наталья Калинина (1997)

— Знаю, Габриэле. Я прекрасно тебя поняла. — Теперь ее голос звучал серьезно и очень по-взрослому, неожиданно для него, уже успевшего привыкнуть к ее детскому щебетанию. — Не удивляйся, но я в самом деле никогда… Ты только не подумай, что я имею что-нибудь против мужского пола, — поспешила уточнить она. — Я очень даже люблю мужское общество — намного больше, чем женское, — она улыбнулась. — И мне нравилось в моей жизни много мужчин. Очень много, Габриэле. Но как бы это сказать?.. Меня привлекала в каждом из них какая-то одна черта. Понимаешь? В одном мне могло понравиться, например, как он смеется, у другого была красивая манера держаться, у третьего… У третьего, может, были те же взгляды на жизнь, что и у меня, и так далее. Но я всегда знала, что это всего лишь часть чего-то большего, знала и не собиралась притворяться, что это не так — ни перед ними, ни перед самой собой.

Она потянулась за новой сигаретой. Он зажег ее сигарету и закурил сам, сосредоточенно прислушиваясь к ее словам, зная, что они скажут ему очень многое и о ней, и о нем самом, хотя еще не совсем улавливал ход ее мыслей.

— Многие люди, — говорила она, глядя на горящий кончик своей сигареты, — считают, что они влюблены, когда на самом деле это просто так — на минуту, на день… А завтра им опять покажется, что они влюблены — в кого-то другого. Или нет, они остановятся на том, первом, потому что у них есть так называемые моральные принципы и они не решаются сказать себе правду о себе самих. Я бы ни за что на свете не стала лгать себе. К чему лгать, если потом все равно узнаешь правду?.. Я никогда ничего не выдумывала, Габриэле, как это обычно делают женщины. Мужчины, наверное, тоже.

Она умолкла, переводя дыхание. Потом заговорила громче:

— Кто-то сказал, что любовь — это выдумка, игра воображения. Но я не верю. Любовь невозможно выдумать — она или есть, или ее нет. Я думаю, она все-таки есть. Как видишь, я не циник. Но ведь нельзя назвать любовью, когда тебе нравится в человеке только что-то одно, а все остальное безразлично, правда? Любовь — это когда целиком… И тогда это, наверное, навсегда.

Он затормозил так резко, что Джимми, спавший на заднем сиденье, вскочил и, заскулив, встал передними лапами на спинку. Остановив машину на обочине, Габриэле выключил мотор и повернулся к ней.

— Тебе не кажется это странным, Вероника? Мы встретились только сегодня — и никогда не встречали друг друга раньше. Ведь так?

Она кивнула.

— И вдруг выясняется, что мы оба… — Он осекся, не решаясь продолжить.

— Выясняется, что мы оба любим роскошь и броские вещи, — подхватила она. — Оба любим горячую ванну и быструю езду. Оба терпеть не можем всякие устои, традиции и так далее и не любим делать как принято… И оба верим, — она слегка понизила голос, — оба верим, что есть на свете цвета, которых мы не видим, и что есть звуки, которых мы не слышим… А еще верим в везение и в счастливую случайность. Удивительно, правда?

— Вот именно. — Он не смотрел на нее. — Если бы я не был старше тебя почти на двадцать лет, — сказал он, — я бы, наверное, решил, что мы с тобой близнецы, которые в детстве потеряли друг друга и встретились уже взрослыми. Тебе так не кажется?

— Не знаю. Я не знаю, Габриэле, что значит быть близнецами. Я не близнец, и вообще у меня нет ни братьев, ни сестер…

— Быть близнецами — это значит быть… быть очень близкими, независимо от пола. Это значит иметь какую-то особую связь. Это значит быть, в некотором смысле, единым целым… — Он говорил медленно и очень тихо, как будто рассуждал сам с собой. — Близнецы и есть единое целое, пока они в утробе матери. Они неразделимо связаны в течение девяти месяцев, и эта связь сохраняется и после. Даже если они расстаются и больше никогда не встречаются, даже если… даже если один из них погибает. Они продолжают жить как бы параллельно, пусть в разных мирах. Их связь слишком крепка, чтобы что-то могло ее нарушить…

Внезапно он умолк, задумавшись.