Но почему, почему и зачем они встретились? Ясное дело, зачем: чтобы любить друг Друга.

Факт их встречи слишком невероятен, чтобы быть случайностью.

Регулярные телефонные разговоры с Вероникой были для нее самой мучительной из всех вообразимых пыток — ведь почти всегда он был там, рядом с ее дочерью. Вероника говорила о нем мало и вообще упоминала его имя, лишь когда речь заходила о работе. Например: «Габриэле сделал набросок костюма, в котором я должна появиться в заключительной сцене. Боже, но как же он оригинален! Я уверена, он стал бы великим стилистом, не будь он Королем Кино. Он сказал, что сам займется разработкой всех моих костюмов для своего будущего фильма. Кстати, ему уже пришел в голову сюжет…» Или: «Габриэле сегодня накричал на режиссера, потому что тот хотел объяснить мне, как я должна играть. И ты представляешь, режиссер начал с ним спорить. Я посоветовала Габриэле ввести на студии правило — чтобы все обращались к нему «Ваше Величество» и на «вы». К королям ведь не обращаются по имени, правда, мама? И с ними не спорят. Каждое слово короля — закон».

В таких случаях на противоположном конце провода слышался приглушенный мужской смех, и все у нее внутри умирало, потому что она знала, кому принадлежит этот смех.

А сегодня утром дочь сообщила ей, что съемки закончились, к их обоюдной радости и облегчению. Она догадывалась, почему они так рады окончанию съемок — ведь теперь они смогут проводить вместе каждую минуту дня и ночи. Вероника сказала, что вечером они устраивают у себя прием по случаю окончания съемок, а в ближайшие дни планируют поехать на какой-нибудь экзотический курорт. Потом вернутся в Рим и снова приступят к работе. Габриэле будет теперь писать все женские роли специально для нее. «Я сказала ему, что ведь это будет сплошным однообразием, если все его героини будут похожи одна на другую, — добавила Вероника. — А он говорит, ничего подобного, все они будут совершенно разными: я такая разная каждую минуту своей жизни, что всех ролей на свете не хватит, чтобы выразить всю меня…»

Констанс вскочила на ноги и нервно заходила по комнате. Хотелось бежать куда глаза глядят, только бежать было некуда. Он нашел в ее дочери всех тех женщин, которые были ему нужны. От Вероники он никогда не устанет. Он будет всякий раз открывать ее заново — и заново влюбляться в нее, делая героиней новой фантазии, новой истории, вдохновленной, быть может, ею же. Вначале она еще тешила себя надеждой, что их идиллия скоро подойдет к концу и они расстанутся. Она всей душой презирала себя за то, что желала их разрыва, однако ничего не могла с собой поделать. Это было просто парадоксально: ведь она с тех самых пор, как родилась Вероника, более всего на свете желала счастья дочери. Зная, что ей самой уже никогда не быть по-настоящему счастливой, надеялась, что ее дочь, когда вырастет, будет счастлива за них обеих… А теперь, когда Вероника нашла свое счастье, она, ее мать, страдала. Но ведь она и думать не могла, что ее дочь найдет свое счастье с ним.

Что будет дальше? Вполне возможно, они поженятся. А может, и не поженятся — Вероника презирала всякие условности, он, насколько она его знала, тоже. Впрочем, поженятся они или нет, не имеет никакого значения. Сейчас они вместе, и этим сказано все. Они вместе, они счастливы, они живут друг другом и видят друг в друге смысл бытия — и так будет продолжаться и впредь. А она? Что будет делать она? Она не в силах быть свидетелем их счастья!

Почувствовав удушье, она подбежала к окну и, распахнув его, высунулась наружу. С неба на нее взирало желтое безразличное солнце. Она сейчас ненавидела солнце — это солнце, и то, другое, которое освещало ее холсты. Она сейчас ненавидела все и всех: этот мир — за то, что он так жесток и несправедлив, Веронику — за то, что она украла у нее счастье, которое по праву принадлежало ей, себя саму — за то, что ненавидит дочь… Только его она продолжала любить. Любить его она никогда не перестанет.