Останься со мной навсегда - Наталья Калинина (1997)

— Я тоже понятия не имею. — Габриэле беспокойно ходил по комнате, дотрагиваясь до предметов обстановки, как будто эти вещи, хранящие память о Веронике, могли что-то подсказать ему. — Но я не могу сидеть сложа руки, зная, что она сейчас страдает. А она страдает, — он остановился перед Констанс. — Понимаешь? Вероника сейчас страдает, а я ничем не могу ей помочь.

— Прекрасно понимаю, — проговорила Констанс, поднимая к нему глаза. — Потому что я сама чувствую сейчас то же, что и ты. Нет, мне намного хуже. Ведь все это произошло по моей вине, и я никогда не смогу себе простить…

— Не мели чепуху, — перебил ее он. — Ты не виновата. Каждый человек имеет полное право писать в своем дневнике все, что ему заблагорассудится. Ты не могла знать, что твои невинные фантазии повлекут за собой столь серьезные последствия… Но, к счастью, все еще поправимо. Вот увидишь, мы быстро найдем твою дочь. — Он взглянул на массивные золотые часы на каминной полке — они показывали половину третьего. — Как только наступит утро, я подниму на ноги всех частных детективов в городе, и они будут искать ее везде, где только возможно — в Штатах, в Италии, по всей Европе. Я разошлю своих людей по всему свету! — Он подошел к окну. Раздвинув шторы, долго смотрел в звездное небо, где царствовала ослепительно яркая луна. Потом обернулся к ней. — Хотя мне кажется, что твоя дочь сама вернется ко мне еще до того, как детективы успеют напасть на ее след. Я чувствую, что она появится здесь в самое ближайшее время, — и вряд ли я обманываюсь.

— Мы должны заранее решить, что будем говорить ей относительно дневника, — сказала Констанс, немного помолчав. — Я думаю, первым делом должна переговорить с ней я. Как только детективы сообщат нам о ее местонахождении, я поеду к ней и объясню, что очень много нафантазировала в своем дневнике и ты на самом деле никогда не любил меня… Более того: я скажу ей, что мы с тобой были всего лишь друзьями, но я была втайне влюблена в тебя, вот мне и вздумалось помечтать наедине с бумагой и ручкой. Я скажу, что выдумала все от начала до конца и мы с тобой даже не были близки… А потом мы вызовем тебя, и ты подтвердишь мои слова.

— Нет, мы ни в коем случае не должны ей лгать, — Габриэле решительно замотал головой. — Ложь так или иначе всегда выходит на поверхность. Да я бы и не смог солгать Веронике. Мы с тобой были близки, Констанс, — и мы не станем это отрицать. Твоя дочь уже не ребенок и должна знать, что подобные вещи иногда происходят и без любви… — Он виновато улыбнулся. — В нашем случае, правда, любовь была, но только с твоей стороны. Так ты и скажешь Веронике. Ты скажешь, что была влюблена в меня, но я был тогда молод и глуп и не сумел оценить по достоинству твою любовь, что очень тебя разочаровало. Чтобы как-то компенсировать это разочарование, ты стала писать дневник, в котором значительно приукрасила нашу историю…

— Это не так, Габриэле, — перебила она. Ее голос прозвучал неожиданно громко. Встав с дивана, она подошла к нему и накрыла ладонями его руки. — Ты ничем не разочаровал меня, слышишь? То, что было между нами… это было прекрасно, и я всегда буду благодарна судьбе за то, что она дала мне возможность познать настоящее счастье, пусть это счастье и было скоротечно. Я уверена, мало какой женщине в этом мире довелось познать ту радость, какую я познала с тобой, и мне все равно, что думаешь на этот счет ты.

Сказав это, она отпустила его руки и поспешно отошла в сторону. Ее воздушное платье цвета неспелого яблока колыхнулось вокруг ее стройных ног, прошелестев ему о чем-то очень знакомом… Оно прошелестело ему о Веронике.

Вероника тоже делала так — подходила к нему, брала его за руки и говорила: «Ты очень красивый» или: «Таких, как ты, больше нет», а потом отходила или отбегала в сторону… У Констанс была та же легкая походка танцовщицы, что и у ее дочери.