Роковая женщина - Майкл Корда (1998)

— Совсем не просто, — согласился он. — С подобной задачей мог бы справиться я сам, но в моем возрасте, с моей загруженностью… — Он скромно вздохнул. — Эта должность должна очень хорошо оплачиваться, чтобы удовлетворить меня. Но, конечно, в конце концов возможность сделать вклад в культуру — это главное. Искусство ведь не просто коммерция, правда? Конечно, при определенных обстоятельствах я мог бы принести себя в жертву, если б на меня достаточно жестко надавили.

— С чего вы взяли, что мы можем помочь? — спросил Саймон. — Мы-то не строим музей, в конце концов.

Голдлюст изучал поставленную перед ним тарелку с пристальностью истинно голодного человека: утка, картофельные оладьи, артишоки по-иерусалимски. Он сделал глоток вина и прикрыл глаза, словно в молитвенном экстазе. Когда его посвятили в рыцари, в артистическом мире некоторые острили, что девизом на щите сэра Лео должно быть «Лучше поздно, чем никогда», но его подлинный талант заключался не в том, чтобы делать деньги, а чтобы жить за счет других. Ел он быстро, словно опасался, что тарелку у него в любой момент могут отобрать.

— Новый музей, — сказал он с набитым ртом. — Если вдуматься, это исключительно амбициозное предприятие. Сколько всего их было? Я имею в виду — серьезных, имеющих шанс выстоять как ведущие культурные институты? Центр Помпиду, конечно, но это было осуществлено французским правительством — попытка сделать неофициальную культуру официальной. Музей Гуггенхейма? Но это было почти тридцать лет назад. Музей Нортона Саймона? — Он пожал плечами. — Очень мило, но не вполне серьезно, и в любом случае — он на Западном побережье, туристический аттракцион, Диснейленд искусств. Серьезный музей должен иметь цель, он не может быть просто супермаркетом с картинами, с парком скульптур вместо парковочной стоянки, иначе стоит ли утруждаться. И он должен находиться в огромном метрополисе, ибо это стимулирует творчество. Требуется человек с необычайной проницательностью, дабы создать нечто, способное выстоять десятилетия, возможно, века, и дать ему способность расти и изменяться.

Он вычистил тарелку корочкой хлеба и нервно оглянулся на десертный поднос в дальнем конце зала, чтобы убедиться, что он еще там.

— Не многие богачи обладают таким качеством. Возьмем, скажем, Артура Баннермэна. Обладает ли он таким даром? Иные говорят, что да. А вы как думаете?

— Представления не имею, — сказал Саймон.

Сэр Лео наградил его иронической улыбкой, намекающей, что представления Саймона, даже если бы они у него и были, его не интересуют.

— Я спрашиваю вас, милая девушка, — сказал он, похлопав Алексу по руке.

— Меня? А мне откуда знать? Я встречалась с ним всего пару раз.

— Вот как? А, шоколадные пирожные, да, mit Shlag, natürlich[29], и кофе эспрессо, спасибо. Возможно, бренди. Хенесси Пять Звездочек вполне подойдет, я думаю. Возвращаюсь к Артуру Баннермэну. Ходят слухи, что его видели в городе с очень красивой молодой женщиной. И он, как я слышал, танцевал с вами на балу в Метрополитен-музее.

— Это никого, кроме меня, не касается, сэр Лео, — твердо сказала она. — Я едва его знаю.

— Конечно, дорогая. И я отнюдь не собираюсь на вас давить. Уверяю вас. Возможно, эти слухи неверны. Возможно, его видели с другой девушкой, или даже несколькими девушками… Действительно, с чего бы такому богатому человеку, как Баннермэн, знаться только с одной девушкой? Однако, если бы вы вдруг достаточно хорошо его знали, вы могли бы замолвить за меня словечко, вот и все. Позвольте мне быть откровенным до конца — не вижу смысла в ложной скромности — я — самый подходящий человек для этой работы.

— А я буду последней, кого он спросит, — сказала она.

— Что ж, кто не рискует, тот не выигрывает, верно? — Голдлюст откинулся и радостно обозрел зал. — На следующей неделе я уезжаю, — сообщил он.

— Обратно в Лондон? — спросил Саймон с нотой облегчения в голосе.

— Увы, не в Лондон. Боюсь, что в Каракас. Именно.