Роковая женщина - Майкл Корда (1998)

Букеру показалось, что он услышал ноту сожаления в голосе Цубера. Жалеет ли он о том, как повернулись события? Мечтает ли Цубер порой о Лиз Уолден, когда лежит в постели с женой или смотрит футбол по телевизору? На его столе была фотография женщины, пухлой, вскормленной кукурузой матроны с короткими светлыми волосами, по которой ясно было видно, что она на пути к тому, чтобы разжиреть, и, честно говоря, почти преодолела этот рубеж. Она широко улыбалась, но была в ее глазах некая печаль, намек на упущенные возможности, такие же, как у Билли. Совершила ли она ошибку, с ходу окрутив его? Или она просто знала, что он совершил ошибку, что она была просто утешительным призом за девушку, которую он по-настоящему желал? Почему, думал Букер, женщина, которую мы теряем, или которой не можем обладать, всегда тревожит наши сны?

Он сам многие годы испытывал то же из-за Сеси, когда она разорвала помолвку и уехала в Африку. Он вовсе не вел монашескую жизнь — и с чего бы это, в конце концов? — но всегда, просыпаясь по утрам, он надеялся увидеть на подушке рядом с собой лицо Сеси, а не той девушки, с которой он был. Теперь он с чувством вины сознавал, что место Сеси в его мечтах стала занимать Алекса. Поздно вечером, когда он принимал пару таблеток снотворного, определял распорядок встреч на завтрашний день, и укладывал рядом с будильником ручку и блокнот, в те несколько смутных мгновений, прежде чем таблетки оказывали действие, на подушке ему рисовалось лицо Алексы, там, где прежде он представлял себе Сеси. Он словно наяву видел ее светло-серые глаза, смотрящие на него с удивительной пристальностью, которая так сильно потрясла его на похоронах Баннермэна, и которая, возможно, была лишь игрой света и тени.

Букер вновь заставил себя сосредоточиться и услышал, как Цубер со смешком признает:

— Она, конечно, сделала себе имя. Что ж, она всегда верила, что так и будет.

— Даже когда она была подростком? Когда вы сбежали вдвоем?

Цубер встряхнул головой.

— Черт! — воскликнул он и улыбнулся. — Она вам рассказала? Это было очень давно. — Он на миг закрыл глаза, все еще улыбаясь каким-то воспоминаниям. Открыв их снова, он взглянул на фотографию жены, с удивлением, как показалось Букеру, словно никогда раньше не видел ее на своем столе, или не знал, кто это такая. Глубоко вздохнул. — Знаете, это была ее идея. Она с ума меня сводила, расписывая, как мы уедем в Калифорнию и всяческие чудеса, которые там начнутся. Господи, я уж не упомню, что она говорила. Я должен был найти работу тренера на каком-нибудь курорте, она бы устроилась фотомоделью… Она все время твердила об этом. Вы знаете, как это бывает — я начал верить в это сам, пока мы взаправду не оказались в дороге. Скажите, что теперь будет с Лиззи?

— В завещании покойного мистера Баннермэна есть некоторая путаница. Моя работа состоит в том, чтоб ее разрешить.

— Правда? И что старый Баннермэн ей оставил? — с удивлением спросил Билли.

Букер вздохнул.

— Если она победит, — сказал он, — все.

Цубер моргнул.

— Это сколько?

— Это трудно сказать. Точно никто не знает. Многое зависит от оценки имущества. Реальная сумма где-то между тремя четвертями миллиарда и миллиардом, но, может быть, и больше.

Последовало долгое молчание. Затем Билли расхохотался.

— Господи! — сказал он, переводя дыхание. — Мне следовало оставаться женатым на ней!

Букер открыл портфель и достал блокнот. Пора было разгребать грязь, чего ему крайне не хотелось. — Расскажите мне об этом.

Букер вытянулся на постели, уже поняв, что для него она слишком мягкая, чтоб заснуть, и что ему придется проворочаться всю ночь и к утру вкусить все прелести ломоты в спине.