Роковая женщина - Майкл Корда (1998)

— Может быть. Послушайте, я не собираюсь хитрить. Не думаю, чтоб вы рассказали мне о том, что случилось, да я даже и не желаю этого, но хочу сказать вам, что вы взвалили на себя слишком тяжелый груз вины. Я размышлял об этом всю дорогу домой. Меня не волнует, что думает Пласс или Гримм, или этот жирный дурак Цубер, и даже ваша мать… — хотя, если вас интересует мое мнение, ваша мать чувствует то же самое.

Она не могла ни солгать ему, ни отрицать его догадки.

— Нет. Она обвиняет меня. Всегда обвиняла.

— Черта-с-два. Если бы вы не погрузились так глубоко в вашу проклятую вину, вы бы давно это заметили. Она простила вас. Может быть, она никогда вас не винила.

— Может быть, — с трудом ответила она. — Да. Я не хочу говорить об этом.

— Нам придется говорить, — с нажимом сказал Букер. — Вы когда-нибудь рассказывали об этом Артуру?

Она замотала головой.

— Я хотела… Я старалась…

— Что ж, он, возможно, согласился бы со мной. Честно говоря, я не верю, чтоб он сколько-нибудь меня любил, что бы вы ни утверждали, и я его не обожал, но я должен воздать ему должное — у него было исключительно сильное чувство справедливости, в особенности, когда дело касалось семьи. И его было нелегко потрясти. Не то чтобы он от этого стал лучшим отцом, заметьте себе, но, по крайней мере, это он знал.

— Я пыталась рассказать ему. Я просто не могла набраться храбрости. А потом стало слишком поздно.

Букер протер очки и снова надел их.

— Вам не приходило в голову, что он уже знал?

— Знал? Откуда?

— Алекса, я провел в Ла Гранже два дня, размышляя над этим. Я не верю, что ваш отец совершил самоубийство, но не собираюсь давить на вас в этом вопросе. Но вот что я узнал — и это весьма меня удивило. Кто-то побывал в Ла Гранже до меня, когда старый Гримм был еще жив, за три месяца до того, как Артур женился на вас.

Сначала я предположил, что это репортер из какой-то газеты, но чем больше я думал, тем меньше это имело смысла. В последний день я немного подпоил Барта Гримма, и он рассказал, что человек, приехавший к его отцу, выглядел как юрист с Уолл-стрит. Английский костюм, дорогая обувь, гарвардский акцент, манеры. Читай между строк — этот человек отвалил кучу денег за привилегию провести пару часов наедине со стариком, и унести с собой одно досье. Что объясняет, почему Барт Гримм разъезжает на новом «мерседесе», хотя дела его из рук вон плохи. Если вас интересует мое мнение, Артур догадался, что есть какие-то проблемы, связанные со смертью вашего отца, а возможно, и с вашим браком с Билли. Поэтому он послал кого-то вызнать правду и привезти документы. Думаю, он все знал. И простил вас.

— Он не мог этого сделать.

— Почему? Он был проницателен. И любил вас. Полагаю, он бросил досье Гримма в огонь, в качестве подарка для вас, а может, и многие другие бумаги. Вероятно, вот почему Барт Гримм был так уверен, что я ничего не найду в судебном архиве — и чертовски беспокоился, что я все-таки начну искать и могу спросить, почему некоторые документы отсутствуют. Но должен сказать, что я согласен с Артуром.

Несколько минут они просидели молча. Ей не нужно было прощение Букера, и она не слишком в него верила, но все равно была ему благодарна.

— Спасибо, — сказала она.

— Но вы не простили себя?

— Нет. Может быть, когда-нибудь прощу. Вы — первый человек, которому я это говорю.

— Думаю, если бы вы все открыли Артуру, он бы сказал то же самое.

— Хотелось бы.

— И вы бы ему доверились?

Она кивнула.

— Я доверяла ему, Мартин. Он был первым человеком — после моего отца, — которому я по-настоящему доверяла.

— Вот почему вы считаете, что обязаны победить ради него?

— Да.

Вид у него был мрачный.

— Я никогда не бывал здесь раньше, — сказал он. — Не важно, как давно ты работаешь на Баннермэнов, все равно остаются вещи, которых ты о них не знаешь. А уж я работал на них, Алекса.

— Знаю.