Роковая женщина - Майкл Корда (1998)

— Постепенно. Респектабельность дается мне отнюдь не легко. Генри Гельдцалер написал обо мне разгромную статью в журнале «Нью-Йорк». Полагаю, это означает, что тебя признали. Когда на тебя так нападают, в Нью-Йорке это верный признак, что тебя воспринимают серьезно. Я хотел подавать в суд, но Букер меня отговорил, и вполне справедливо.

— А Букер взлетел высоко.

— Да. Что ж, вероятно, ответственность обязывает. После отставки де Витта все бремя легло на него. Он чертовски увлечен музеем. Вы знаете, что он вошел в совет директоров как главный юридический советник?

— И в совет директоров Фонда. И кто угадает, как далеко еще продвинется?

— Это знает только один человек, — сказал Саймон. Дробь дождя не могла заглушить благоговения в его голосе.

— А-минь, — торжественно произнес Стерн. — Аминь.

Голос Эммета де Витта разносился далеко, словно дождь усиливал его пронзительность, так что он гремел над Пирогом и соседней рощей. Он использовал любую возможность возвысить голос на полную мощность, ибо здесь никогда не бывало столько скорбящих после смерти Кира, похороны которого видели из присутствующих считанные единицы.

— Земля к земле, и прах к праху, — хрипло выкрикнул он, завершая службу. На миг он замер в молитве, выглядя даже выше обычного, потому что стоял на холмике земли. Перед ним простиралось море мокрых зонтов. Он наклонился, поддел немного глины и бросил в открытую могилу.

Потом он протянул серебряную лопатку Алексе — ту самую лопатку, что использовалась на похоронах Артура. Она приподняла вуаль и осторожно бросила землю в могилу. С одобрением Эммет заметил, что она плачет. Он знал, как Алекса любила Элинор — как немногие из присутствующих, ибо Элинор Баннермэн жила так долго, что ее смерть стала определенной разрядкой, и мало кто вспоминал ее с иными чувствами, кроме страха и любопытства. Многие люди за пределами семьи считали, что она давно уже умерла.

Теперь, когда Элинор уже больше нет, ничто уже не будет прежним, думал он, но когда он увидел, как Александра Баннермэн идет от могилы свекрови, одетая с ног до головы в черное, с густой вуалью, прикрывающей лицо, он уже не был так в этом уверен.

Море зонтов расступалось перед ней, открывая ей проход, как Красное море расступалось перед Моисеем. Зонты вздымались и опадали с каждой стороны, пока кузины и кузены, дальние родственники и свойственники проталкивались вперед, чтобы приложиться к ее руке, представиться, произнести слова почтения или соболезнования.

Дэвид Рот, опустив глаза, словно вся церемония была ему чужда, шел следом. Его сотрудничество с музеем — и Александрой Баннермэн — принесло ему не только деньги, но и респектабельность, которой не сумел добиться его отец. Его творение удостоилось похвал критиков, архитекторов, даже мэра, и, вдохновленный этим, он вышел из тени на свет прожекторов, появляясь в ток-шоу, колонках сплетен, на приемах, зачастую вместе с Александрой Баннермэн, которую он всегда представлял прессе как своего компаньона. Его автобиография «Перспективы: История строителя», не только попала в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс», но и поговаривали, что на ее основе будет снят сериал. Ходили даже слухи, что Рот будет играть себя самого, и он их не опровергал.

Мартин Букер, с непокрытой головой, по традициям Баннермэнов, шел теперь рядом с ней, нашептывая имена, которых она не знала, предупреждая о проблемах и осложнениях, с которыми она может столкнуться. Время от времени она касалась его затянутой в черную перчатку рукой. Некоторые люди считали, что у Александры Баннермэн роман с Ротом, другие, что с Букером, но она вела себя с такой безупречной осмотрительностью, что никто не знал правды, кроме самой Александры.

В одном Эммет был уверен: они оба влюблены в нее, но лично он бы сделал ставку на Букера.