Год тумана - Мишель Ричмонд (2009)

— Может быть, ты избрал неправильный способ? Факт тот, что в мире много мерзавцев, у одного из них в руках Эмма и наш долг найти ее.

Подъезжаем к дому. Дверь гаража открывается, а потом с грохотом захлопывается позади нас, и мы какое-то время сидим в темноте.

— Она такая маленькая. Чтобы смыть ее, нужна всего одна волна. Тогда становится понятно, почему ты никого не видела на пляже и ничего не слышала.

— Есть и другие объяснения.

— Но полиция думает…

— Мне плевать, что думает полиция, — стараюсь не повышать голос. — Эмма не их дочь.

— И не твоя. — Джейк выбирается из машины.

Полчаса или даже больше сижу в гараже, где пахнет бензином и старыми газетами. В голове тикают часы; круг все расширяется, по мере того как некая воображаемая машина увозит Эмму все дальше и дальше от нас.

Ночью меня будит возня. Обнимаю Джейка и понимаю, что он весь мокрый от пота. Я стаскиваю одеяло с его плеч, и он просыпается.

— Ты весь взмок.

Он моргает и проводит рукой по волосам. Готова поклясться, что он смотрит на меня и как будто не узнает.

— Мне здесь неудобно. Пойду спать вниз.

— Если кто и должен спать на кушетке, то это я.

— Нет-нет. Ничего страшного. Всего один раз. Спи.

Болфаур прижимает подушку к груди, достает из шкафа одеяло и уходит вниз. Слышно, как он включает свет и укладывается на кушетке. До меня доносится приглушенный звук телевизора.

Когда в шесть утра я спускаюсь, Джейка уже нет. Как обычно, обыскивает улицы. Заглядывает в окна домов и припаркованных автомобилей. Ищет. Мы ищем.

Глава 17

В конце первого семестра в Университете Теннесси мама рассказала мне одну историю. Мы сидели в кафе, а рядом стояла сумка, набитая книгами, платьями и всем, что я взяла с собой, надеясь начать новую жизнь в университете. Мама приехала накануне и заявила, что забирает меня домой до осени. Пребывая в шоковом состоянии, ехать я отказалась, но мама напомнила, что без денег и без работы платить за квартиру просто нечем.

А дело вот в чем: она наткнулась на пачку фотографий, которые в прошлом году сделал Рамон. На тот момент мне было шестнадцать, а Рамону двадцать семь, и эти снимки стали откровенным признанием того, чем мы занимались. После долгой беседы со священником родители пришли к выводу, что их дочурка испытывает ненормальное половое влечение.

— Мы записали тебя в специальную группу, — сказала мама в день, когда появилась в Теннесси.

— Какую группу?

— Группу терапии для сексуально озабоченных подростков.

— Для кого?

— Мы с отцом видели фотографии, Эбби. Это просто неестественно.

— Как вы могли?! Эти фотографии не предназначены для всех.

Я пришла в ярость. Жизнь, в которую мама пыталась меня вернуть, сделалась ненавистна. К тому времени Рамона уже не стало — всего два месяца назад он разбился на мотоцикле. Мысль о том, что родители с омерзением будут рыться в руинах нашей совместной жизни в поисках каких-то доказательств, причиняла немыслимые страдания.

Следующий день встретили уже в дороге. Несколько часов мы ехали сквозь грозу — одну из блуждающих гроз, столь частых на Юге. То пробивались через стену ливня, включив стеклоочистители на полную мощность, и дорога впереди становилась зыбкой и опасной, то опять выезжали на свет и катили по сухому асфальту среди бесконечных зеленых полей. Мама непрерывно говорила, а я разглядывала обширные луга, мимо которых бежало шоссе, и делала вид, что не слышу.

Неподалеку от Линдена, штат Алабама, начался такой дождь, что стеклоочистители оказались просто бессильны, поэтому пришлось остановиться на парковке у закусочной. Зашли и взяли два кофе и любимое мамино лакомство — ореховый пирог. В закусочной никого не было, кроме женщины за стойкой и здоровенного дальнобойщика с тремя золотыми сережками в каждом ухе. Мама села к нему лицом, чтобы громила не смотрел на меня.