Год тумана - Мишель Ричмонд (2009)

Шаги эхом отдаются в длинном коридоре. Уже вечер, и аудитории по большей части пусты. Стены увешаны объявлениями насчет уроков английского и занятий тхеквондо. Питьевой фонтанчик находится в дальнем конце коридора; на край прилеплена жевательная резинка. Вспоминаю тот день в зоопарке, почти год назад, когда мы с Джейком и Эммой шли по дорожке мимо клетки с тигром. Полосатый, гревшийся на солнце, посмотрел на нас и моргнул. «Я хочу пить», — заладила Эмма. В нескольких шагах от нас шуршал питьевой фонтанчик. «Бежим наперегонки?» — предложила я. Позволила ей выиграть и приподняла девочку, чтобы она могла напиться. Подмышки у нее были мягкие и влажные.

На тот момент мы с Джейком встречались всего пару недель, и события развивались с невероятной скоростью. Поднимая Эмму к воде, я поняла, что если собираюсь впустить в свою жизнь этого парня, придется впустить и девочку. Болфаур не существует в отрыве от нее. Удивилась той легкости, с какой кроха начала мне доверять: вскинула руки навстречу и подождала, пока ее поднимут. Поразило физическое совершенство Эммы, которая сначала вытянула незагоревшую шейку, чтобы напиться из тоненькой струйки, а потом заболтала ногами в воздухе, давая понять, что пора поставить ее наземь. Никогда не думала о детях как о настоящих людях; считала их непонятными и довольно жалкими созданиями, что находятся на пути к чему-то большему. Но теперь, стоя у фонтана с ребенком на руках, видела девочку, вполне сформированную личность, со своим взглядом на мир и образом жизни. Поставила ее на ноги. Эмма побежала к отцу, тот поднял дочь и закружил. Она громко засмеялась. Что-то сжалось у меня в животе — страх, волнение, радость. «Господи, — подумала я. — Обожаю эту парочку».

Вернувшись в аудиторию, наливаю воду в кофеварку и нажимаю на кнопочку. Вода начинает бурлить.

— И как вы живете? — спрашиваю Дэвида. — Продолжаете поиски?

— Нет. Уже нет. В прошлом октябре Джонатана нашли. Мальчика опознали по зубам. Его закопали на какой-то ферме, в Джилроу.

— Простите…

— Я прихожу на эти встречи, потому что хочу быть среди людей, которым известно, что это такое. Когда твой ребенок пропадает, чувствуешь себя так, будто живешь в чужой стране, не зная языка. Открываешь рот что-нибудь сказать, а тебя никто не понимает. Люди, с которыми общался раньше — особенно родители друзей твоего малыша, — начинают тебя избегать. Становишься живым воплощением их худших страхов. Все как будто говорят, что ты не похож на остальных.

— Может быть, мы и в самом деле начинаем выглядеть иначе. Наверное, от нас веет трагизмом.

— Сливки, сахар? — спрашивает Дэвид.

— Нет, спасибо.

Он протягивает чашку черного кофе, потом садится за деревянный стол. Сажусь напротив. Как будто снова вернулись в школьные времена. Парты слишком малы для нас, мебель в аудитории старая, в помещении пахнет ластиками.

— Забавно, но я всю жизнь пила кофе со сливками и с сахаром, — говорю. — Когда Эмма исчезла, начала пить черный кофе.

— Это нормально. Когда Джонатана похитили, у меня то и дело вылетало из головы, что на работе нужно появляться при галстуке. Ходил в непарных носках. Забывал стричь ногти, поливать цветы и заправлять машину. Все повседневные мелочи стали вдруг несущественными.

Он потягивает кофе. Смотрю на часы. Через пять минут встреча должна начаться. Насколько Эмма может отдалиться от нас за пять минут?

— А ваша жена… посещает эти собрания?

— Наш союз не протянул и двух лет, после того как мальчик исчез. — Дэвид кладет руки на стол, рассматривает их и сжимает в кулаки. — Здесь все или развелись, или живут врозь. Мы с Джейн были идеальной парой — так по крайней мере нам казалось. А когда сын пропал, стали друг для друга живым напоминанием о том, что произошло. И живым упреком. Это слишком больно.

— Как все случилось? — Меня трогает его история — точно так же, как остальных, должно быть, трогает история Эммы.