Год тумана - Мишель Ричмонд (2009)

Детектив нервно прихлебывает кофе, и я задумываюсь о его собственных детях, которые сейчас сидят дома и занимаются тем, чем им и положено, — смотрят мультики, делают уроки, таскают конфеты из шкафа.

— Знаю, она не погибла, но как же мы ее найдем, если власти не видят смысла продолжать поиски?

— Имелось в виду другое. Просто будьте готовы к худшему.

Подаюсь вперед.

— А если бы пропал кто-то из ваших детей, вы смогли бы приготовиться к худшему?

Гость закладывает ногу за ногу и смотрит в сторону.

— Смогли бы?

— Не хочу с вами спорить.

— Это не спор. Вы должны знать: можете говорить что угодно, но это не заставит меня прекратить поиски.

Шербурн встает.

— Понимаю вас. Честное слово.

Интересно, сколько раз он это проделывал? Сколько раз приходил к кому-то домой и советовал оставить надежду? Куда направляется теперь? Мысленно представляю себе, как полицейский заходит в следующий дом и произносит торжественную речь перед семьей еще одной жертвы.

Провожаю его до двери.

— Пожалуйста, не считайте меня неблагодарной. Вы творили чудеса, детектив, но сдаваться нельзя. Нельзя, и точка.

Сыщик засовывает руки в карманы и смотрит в пол.

— Я говорил с Джейком. Знаю, что вы глаз не смыкаете. Судя по всему, и не едите. Но жизнь продолжается, Эбби. Так уж заведено. Рано или поздно этот бешеный темп окажется вам не под силу. Однажды придется вернуться к обычному распорядку вещей. И если не сможете этого сделать, то пропадете.

Он похлопывает меня по плечу и закрывает дверь. На лестнице слышатся его шаги. Думаю о том, что он не прав. Невзирая на весь свой опыт, Шербурн ошибается. Жизнь не может продолжаться как прежде. Все остановилось, и возобновить движение невозможно.

Глава 34

На следующее утро еду в торговый центр «Стоунстаун». Обыскиваю его не в первый раз — и, видимо, не в последний. Не в силах бездеятельно считать дни, не в силах, как полиция, опустить руки.

В кафе, пробираясь между столиками, высматриваю детей примерно одного роста с Эммой. Напоминаю себе, что ее могут перекрасить в блондинку, одеть мальчиком, и вообще девочка может стать неузнаваема. Обыскиваю каждый магазин и заглядываю за портьеры примерочных.

В туалетах брожу от кабинки к кабинке, распахивая дверцы. Потом останавливаюсь у раковин и жду, пока освободятся занятые кабинки. Пахнет хлоркой и детскими подгузниками. Из висящих на стене емкостей, похожих на капельницы, сочится розовое мыло. Доносится приглушенная музыка. За каждой закрытой дверцей — надежда. Мои поиски превратились в лотерею: выбери дверь А — и найдешь девочку; выбери дверь Б — и отправишься домой с пустыми руками. Каждый раз, слыша звук спускаемой воды и щелчок задвижки, затаив дыхание жду — сейчас дверь распахнется и появится Эмма. Выйдет на свет, направится к раковине вымыть руки, затем поднимет глаза и увидит меня. Секундное замешательство — а потом девчушка все поймет и бросится в мои объятия. Хаос магазинов и кафе укроет нас. Держась за руки, сбежим от похитителя.

Кабинки одна за другой пустеют, и я остаюсь в туалете одна перед девятью распахнутыми дверцами, за которыми стоят девять одинаковых унитазов и висят серебристые держатели для бумаги.

За рулем размышляю о тонкой грани между рациональным и иррациональным, рассудительными людьми и безумцами. Разумный человек строит теории на фактах, статистике, обоснованных вероятностях. Для затуманенного рассудка достаточно простой возможности. Сама себе кажусь в полном здравии и трезвом уме, поскольку истинные безумцы не сознают своего движения вниз. До тех пор пока я в силах ставить под сомнение собственную логику и выстраивать некоторую последовательность действий, не все потеряно.

Два часа уходит на Стэнфорд-Мэлл. Затем — Хиллсдейл и Сьеррамонт.