Вечерняя звезда - Ларри Макмертри (1995)

— С глаз долой, из сердца вон, — сказала Рози, на мгновение представив себе, как было бы здорово, если бы Томми мог, вдруг сейчас оказаться вместе с ними за столом. Ни о ком из Аврориных детей она не думала так много, как о Томми. Он просто не шел у нее из головы — он преследовал ее с такой силой, что она не могла позволить себе даже погрустить о нем. Она не могла позволить себе печалиться о нем, иначе тут же последовали грустные мысли о том, что и она была в чем-то виновата. Хотя она преданно сопровождала Аврору в поездках в тюрьму и отвозила домой, ей крайне редко удавалось взбодриться настолько, чтобы отправиться в мрачную комнату свиданий, где можно было бы увидеть Томми. По большей части она сидела в машине, чувствуя себя какой-то больной, трусливой крысой. Ей казалось, что она предает и Аврору, и Томми. Ведь, в сущности, и Аврора ужасно не любила ездить туда, и после этих посещений бывала совершенно разбитой, но снова и снова, месяц за месяцем Аврора входила в это здание, а вот Рози удавалось взбодриться в должной степени раза два-три в год, хотя она любила Томми ни на йоту не меньше, чем Аврора.

— Папочка любил меня, пока я была маленькая. Он дарил мне книжки, — вспомнила Мелани. — А сейчас он никогда мне книг не присылает. Он вообще мне ничего не присылает. Вот если бы мамочка не умерла!

Мелани едва помнила мать, но один-два эпизода она запомнила на всю жизнь. Ей казалось, что она помнит, как мама пела ей, как причесывала ее, но в основном в памяти было то, что при жизни матери она с братьями никогда не чувствовала себя одинокой, а теперь было именно так.

Рози проглотила комок в горле. Она повернулась к раковине и стала мыть тарелку, которая и без того была совершенно чистой. Ей необходимо было взять себя в руки. Мать этих детей, Эмма Хортон, Аврорина дочь, была человеком, которого Рози любила больше всего на свете, во многих отношениях сильней, чем своих собственных, таких трудных, детей. Мелани сейчас была почти точной копией Эммы, когда та была подростком, и порой одного взгляда на Мелани ей было достаточно, чтобы почувствовать, как в ее душе вновь поднимается печаль, заставляя ее проглотить комок в горле и мыть совершенно чистую посуду до тех пор, пока это чувство не ослабевало.

Она понимала, что и Аврора и она сама сделали все, что могли, для детей Эммы, и подозревала, что все, что они сделали, было гораздо больше того, что могли позволить себе другие, но знала она и то, что этого все равно было недостаточно. Томми и Тедди были по-своему двумя инвалидами, а Мелани была сама грусть.

Но быть грустной не означало быть раздавленной. Мелани не была раздавлена. У нее скоро будет ребенок, а пухленький малыш мог переменить все в жизни Мелани.

— Давай-ка отнесем ужин наверх, — вспомнила о своих обязанностях Рози. — Бабушка с генералом сильней всего ссорятся, когда сильно проголодаются.

Не успела она договорить, как в кухню вошла Аврора. При виде сигареты Мелани глаза ее вспыхнули.

— Мелли, мне хотелось бы, чтобы ты не курила. Маленькому Энди это не пойдет на пользу.

Мелани виновато посмотрела на Рози и загасила сигарету.

— Я что-то разнервничалась, — сказала она. — Мне что, в самом деле придется назвать его Энди, если это будет мальчик?

— Нет, конечно, миленькая, ты можешь назвать его Платоном или Аристотелем, если тебе это больше нравится, — пошутила Аврора, обнимая свою грустную внучку. — Мне просто всегда хотелось, чтобы в моей жизни встретился кто-то по имени Энди, но пока что этого не произошло.

В сущности, Мелани нравилось это имя, но ей просто хотелось, чтобы она сама, а не бабушка, выбирала имя для ребенка. Бабуля и так всегда брала над всеми верх — и они почти ничего не могли с ней сделать.

— А я в последнее время не раз думала о близнецах, — сказала Рози. — Ведь это могут быть и близнецы. Вот будет здорово, если по дому начнут бегать близнецы!