В ловушке любви - Франсуаза Саган (1994)

Я воспряла духом. Я не сказала Луи, что моя работа, по крайней мере мне так казалось, наполняла меня радостным, никогда до сих пор не испытанным чувством, что я годна хоть на что-то. А потом меня очень забавляло, что Луи был игроком, что у этого идеального мужчины, такого спокойного и уравновешенного, были недостатки. И действительно, его слова и поведение ночью говорили о скрытой внутри страсти, и я поверила в то, что он говорил о себе. Я знала, что ночь, как и алкоголь, развязывает людям языки. Но то, что он сам признался в своих слабостях, говорило о том, что он доверяет мне, что мы, наконец, добились истинной победы, когда влюбленные, исполненные счастья, опускают оружие недоверия.

— Мы будем жить под Парижем, — сказал Луи, — а потом, если ты захочешь, у нас будет ребенок, а может, два.

Впервые за всю мою полную приключений жизнь, такой оборот дела показался мне не только приемлемым, но и желательным. Я буду жить в загородном доме вместе с Луи, собакой и ребенком. Я стану лучшим искусствоведом Парижа. А в саду мы будем выращивать чистокровных лошадей. Это будет настоящий хэппи-энд жизни, полной бурь, погонь и бегств. И я наконец поменяю роль: я перестану быть загнанной дичью. Я превращусь в глубокий и гостеприимный лес, в котором найдут себе пристанище любимые и ласковые создания: мой спутник, мой ребенок и мои животные. Мне больше не придется идти от одной кражи к другой, от одного страдания к другому. Я буду поляной, купающейся в лучах солнца, речкой, куда будут приходить мои близкие, чтобы вдоволь напиться молока человеческой нежности. И это мое последнее приключение, на самом деле, было самым опасным, ибо на этот раз я не могла представить себе его конца.

— Это ужасно, — ответила я. — Но мне кажется, я не могу придумать ничего лучше тебя.

— Я тоже. Вот почему мы должны быть очень осторожны, особенно ты.

— Ты по-прежнему имеешь в виду Юлиуса?

— Да, — ответил он с улыбкой. — Этот человек не признает ничего, кроме силы и власти. И эта маска бескорыстия, которую он надел, общаясь с тобой, пугает меня. Я был бы более спокоен, если бы он потребовал чего-нибудь. Но я не хочу с тобой говорить об этом. Не мне тебя переубеждать. Ты поймешь все сама. И когда наступит этот день, я очень хочу, чтобы ты пришла ко мне.

— Чтобы пожаловаться.

— Нет, чтобы успокоиться. В разоблачениях нет ничего веселого. Ты сильно разозлишься на того, кто откроет тебе глаза. И я не хочу быть этим человеком.

Все это тогда показалось мне туманным и маловероятным. В своей эйфории я представляла Юлиуса скорее крестным, чем тираном. Я улыбнулась и встала. В шесть часов я должна была быть в кабинете Дюкре. Нам предстояло обсудить макет обложки. Луи проводил меня до редакции и ушел. В тот день он обедал с Дидье.

19

Я, конечно, опоздала и вошла в кабинет на цыпочках. В соседней комнате Дюкре говорил по телефону, и мне не хотелось мешать ему. Дверь была открыта. Я села за свой стол. Мне понадобилось немного времени, чтобы сообразить, что разговор идет обо мне.

— …вы ставите меня в очень неловкое положение. Когда вы просили меня взять ее на службу, у меня не было никаких оснований отказать. В конце концов речь шла о человеке, который нуждался в работе, а у меня, из-за финансовых трудностей, был дефицит сотрудников. И так как вы лично попросили меня… Нет, ничего не изменилось, просто я думал, что она в курсе. Все эти два месяца, с тех пор как вы решили — ради нее — расширить мой журнал, я внимательно наблюдал за ней: она ничего не знает… Я, конечно, не знаю ваших планов… Да, меня это не касается, но, если она в один прекрасный день все узнает, то у меня будет вид непорядочного человека, а это не так. Это больше смахивает на ловушку…

Он резко запнулся и замолчал, потому что увидел меня, стоявшую на пороге. Я была в ужасе. Он медленно положил трубку и указал мне на кресло напротив. Я автоматически села. Мы смотрели друг другу в глаза.