Ангелочек - Мари-Бернадетт Дюпюи (2013)

Тарб, суббота, 20 ноября 1880 года

День выдался тяжелым. Уставшая Анжелина сидела за небольшим столом. Она рассеянно смотрела в окно, но видела только пелену дождя.

«Здесь все иначе, чем в Тулузе, — думала Анжелина. — Но я наконец чувствую, что приношу пользу. И меня считают опытной повитухой».

Мать-настоятельница, возглавлявшая городскую больницу, выделила Анжелине пусть маленькую, но отдельную комнату. Теперь молодая женщина могла побыть одна в часы отдыха, и она по достоинству оценила эту привилегию.

— Сегодня вечером я должна непременно написать мадемуазель Жерсанде, — произнесла Анжелина вполголоса. — Вот уже две недели как я ничего не сообщала о себе в Сен-Лизье.

Анжелина села на кровать, сняла обувь и принялась растирать уставшие ноги. Все дни напролет, а порой и ночи она проводила у кроватей пациенток. В родильном отделении не хватало персонала. Медсестры старались изо всех сил, но часто бывало, что они просто не знали, за что хвататься. Тарб, ставший промышленным городом лет десять назад, стремительно разрастался. К тому же здесь построили большие кавалерийские казармы.

В больнице рожали, в основном, местные жительницы. Почти все они переехали в Тарб, раскинувшийся в самом центре просторной долины, омываемой Адуром, из других городов. Среди пациенток почти не было крестьянок. Те по-прежнему вверяли свою жизнь деревенским матронам.

«Господи! Когда я в августе приехала в Тарб, я не была готова к такой тяжелой работе и серьезной ответственности, — думала Анжелина. — Я всем обязана Филиппу. Он счел своим долгом расхвалить мои таланты и, разумеется, горячо рекомендовал меня настоятельнице».

Воспоминания о женихе вызвали у Анжелины улыбку. Она огляделась вокруг. Комната нравилась ей. Анжелина купила кружевные занавески и повесила их на медный кар низ. Теперь, в зависимости от настроения, она то раздвигала их, то задергивала. На темном деревянном комоде стояли позолоченные рамки с дагерротипами[63] под стеклом. На одном из них был запечатлен ее сын. Этот чудесный портрет сделал фотограф из Сен-Жирона. Ребенок сидел на табурете на фоне нарисованного деревенского пейзажа, около стелы из картона. В руках малыш держал плюшевую собачку, свою любимую игрушку. «Надо же, в следующем месяце моему маленькому Анри исполнится два года! Он говорит все лучше и лучше. Боже мой, как мне не терпится его увидеть!»

Второе клише было чуть больше. На нем были изображены Огюстен Лубе и его супруга Жермена. Супружеская чета напряженно застыла, словно завороженная странным аппаратом с черной накидкой, под которую спрятался мсье Жена после того, как дал множество советов.

— Не шевелитесь. Внимание! Стойте смирно! — сурово требовал он.

Анжелина растрогалась. Она улыбнулась, вспомнив, как ее отец выходил из собора после венчания. Казалось, сапожник сам был удивлен, что вступил в брак, взяв в жены импозантную Жермену Марти. На вдове было сиреневое платье с черными обшлагами. Конечно, такой наряд не соответствовал радостному событию.

«Бедный папа! На площади было так жарко. Следовало посоветовать ему расстегнуть воротник рубашки и расслабить узел галстука, — вспоминала Анжелина. — Он переехал жить к жене, но по-прежнему работает в мастерской на улице Мобек. Жермена очень милая женщина, она мне нравится. Как жаль, что у меня нет портрета мамы! Если бы только она могла сняться на фотографию, как сейчас говорят! Но в то время это было невозможно, по крайней мере, у нас, во французской глубинке».

Анжелина сосредоточилась, чтобы представить очаровательное лицо матери, на которую она, по словам Огюстена и дядюшки Жана, была похожа. Но у Адриены Лубе были длинные каштановые волосы, скорее прямые, чем кудрявые, и очень темные, почти черные глаза. Она была статной, невысокого роста, энергичной женщиной с ангельским характером.

— Вот я и помолвлена. Правда, еще не замужем, но это произойдет довольно скоро, — вздохнул Анжелина.