Мужчина, которого она забыла - Роуэн Коулман (2016)

Мать внезапно тормозит перед «зеброй», вызывая шквал гудков позади. Девочка – такая малютка, и вдруг одна – перебегает дорогу перед нашим автомобилем, поеживаясь от дождя. В свете фар видно, как о ее худые ножки бьется синий пластиковый пакет, в котором что-то белеет – кажется, молоко. Я слышу надрыв и негодование в мамином голосе. Ей очень больно. На меня вдруг наваливается усталость.

– Знаю, знаю, – говорю я. Нужно подумать об их будущем. Просто я ждала. Надеялась на лекарства, надеялась, что счастливо доживу с Грэгом до старости. Теперь, когда стало ясно, что… когда стало ясно, что надежды нет, я буду организованнее. Повешу на стену график, составлю расписание.

– От беды не спрячешься, Клэр, – в который раз повторяет мама.

– Думаешь, я не знаю? – срываюсь я. Зачем она каждый раз доводит меня до крика, словно хочет проверить, слышу ли я ее? И вот так у нас всегда: любовь пополам со злостью. – Думаешь, я не знаю, на что их обрекла?

Мама сворачивает на подъездную аллею к дому – к моему дому, запоздало понимаю я. На глаза наворачиваются слезы. Я хлопаю дверцей и иду не к крыльцу, а вверх по улице – упрямо, сквозь дождь, запахнув кардиган.

– Клэр! Тебе больше нельзя так делать!

– Следи за мной, – отвечаю я, но обращаясь не к ней, а к дождю, который маленькими капельками падает мне на язык и губы.

– Клэр, пожалуйста!..

Ее мольба меня не останавливает. Я ей покажу, я им всем покажу, особенно тем, кто запрещает мне садиться за руль. Гулять я еще могу. Могу, черт возьми! Этого я пока не забыла. Дойду до конца дороги, до перекрестка, а потом вернусь. Как Гензель по хлебным крошкам. Здесь недалеко. Нужно сделать самую малость: дошагать до перекрестка, развернуться и пойти обратно. Хотя на улице быстро темнеет, и дома вокруг не отличить друг от друга: опрятные приземистые коттеджи родом из 30-х годов стоят вплотную. И до конца дороги дальше, чем я думала.

Я на секунду останавливаюсь. Дождь покалывает голову ледяными иголками. На улице пусто. Где же я? Уже дошла до конца дороги и повернула? Не уверена. В какую сторону я направлялась? Коттеджи по обеим сторонам улицы ужасно похожи. Я испуганно замираю. Меньше двух минут, как вышла из дома, – и уже заблудилась. Мимо проезжает машина, ноги обдает ледяными брызгами. Телефон я не взяла, да и толку от него мало: я не помню, что значат цифры и в каком порядке следуют друг за другом. Зато ходить пока не разучилась, поэтому отправляюсь за окатившей меня машиной. Может, это был знак. Я узнаю свой дом, если увижу, – на окнах ярко-красные шторы, они красиво сияют, когда внутри горит свет. Не забудь: у тебя на окнах красные шторы – придают дому оттенок порока, как сказал один из соседей. Запомни – красные шторы. Скоро я их найду. И все будет хорошо.

* * *

В больнице как-то не заладилось. Грэг хотел пойти со мной, но я велела достраивать теплицу. Сказала: от того, что сообщит врач, ипотека не станет дешевле, и детей за нас никто не накормит. Грэг расстроился. Он не понимает, до чего это тяжело – угадывать, что написано у него на лице. Я предпочла взять маму – у нее что в голове, то и на языке, а это гораздо лучше. Лучше, чем услышать от доктора ужасную правду и думать, не жалеет ли твой муж, что когда-то положил на тебя глаз. Короче говоря, в тот день я была не только с расстроенной памятью, но и в расстроенных чувствах. Меня пригласили, чтобы объявить результаты очередных тестов. Тестов, которые мне назначили, потому что все пошло гораздо быстрее, чем ожидалось.

Я не помнила фамилии врача: в ней было слишком много слогов. Это показалось мне забавным. Я поделилась наблюдением с мамой – мы как раз ждали, что врач досмотрит записи на экране и сообщит нам плохие новости, – однако никто не засмеялся. Видимо, не умею выбирать время для черного юмора.

* * *