Друг человечества - Уильям Локк (1994)

— Вы оказали мне большую честь, высказав все это. Я понимаю. Вы хотите взять от жизни как можно больше и когда возьмете то, что вам хочется, и оцените по достоинству, тогда используете. У вас много друзей?

— Совсем нет. По крайней мере, таких, которые были бы сильнее меня.

— Хотите взять меня в друзья? Силы во мне достаточно.

— Охотно, — сказала Зора, побежденная его искренностью.

— Это хорошо. Я, может быть, сумею помочь вам, когда для вас станет ясно, в чем ваше призвание. Во всяком случае, могу сказать вам, как добиться желаемого. Вы должны поставить перед собой цель и прямо идти к ней, не отводя от нее взгляда, не смотря ни вправо, ни влево, ни вверх, ни вниз. И, главное, не оглядываясь назад — это самое опасное: всего вернее в Священном писании сказано о жене Лота. Она оглянулась назад — и была превращена в соляной столб. И, без сомнения, — помолчав, закончил он, — какой-нибудь Клем Сайфер того времени, набрев на этот столб, воспользовался случаем и обклеил его весь объявлениями о своем креме или мази.

5

Срок, отведенный Зорой на пребывание в Монте-Карло, подошел к концу. Она решила ехать отсюда в Париж, куда настойчиво звали ее знакомые американцы, с которыми она встретилась во Флоренции и обменивалась теперь почтовыми открытками; потом — в Лондон, а затем устроить себе небольшой отдых в лаванде, в Нунсмере. Такова была ее программа. Септимус Дикс должен был сопровождать Зору в Париж, вопреки приличиям — в понимании Турнер. Что он будет делать потом, — над этим вопросом никто не задумывался и меньше всех сам Септимус. О возвращении в Шепгерд-Буш он не заговаривал. За время пребывания за границей у него появилось несколько блестящих идей, которые нуждались в тщательной разработке. Из этого Зора сделала вывод, что он намерен сопровождать ее и в Лондон.

Часа за два до отправления поезда Зора послала свою горничную в отель, где жил Септимус, напомнить ему об отъезде. Турнер, расторопная женщина лет сорока, как и ее госпожа, глубоко презиравшая мужчин, вернулась, преисполненная негодования. После долгих переговоров с мистером Диксом через служащего отеля, плохо понимавшего по-английски, Турнер, по просьбе мистера Дикса, поднялась к нему в комнату. И застала его полуодетым, в халате. Он стоял посреди комнаты и беспомощно глядел на груду одежды и туалетных принадлежностей, не влезавших в его уже доверху набитые чемоданы.

— У меня ничего не получается, Турнер! — пожаловался он. — Что же мне делать?

Турнер ответила, что не знает, но ее госпожа велела напомнить ему, чтобы он не опоздал на вокзал.

— Придется оставить все, что не влезает в чемоданы, — в отчаянии решил он. — Впрочем, я всегда так поступаю. Велю здешней горничной отдать все каким-нибудь вдовам или детям. Но это, знаете ли, ужасно дорого обходится. Потом опять все нужно будет покупать. Оттого путешествия и стоят так дорого.

— Но ведь все это, сэр, вы привезли с собой, в этих самых чемоданах?

— Должно быть, так. Только укладывал не я, а Вигглсвик. Ну а у него профессиональная выучка.

Турнер понятия не имела о прежней профессии Вигглсвика и потому не поняла намека. Зора же не сочла нужным просветить ее, когда та передавала этот разговор.

— Если все вошло тогда, значит должно войти и теперь, — сказала Турнер.

— Не входит. Не вмещается, — вздохнул Септимус.

Вид у него был настолько растерянный, а голос звучал так жалобно, что Турнер почувствовала к нему презрительное сострадание. К тому же ее умелые женские руки давно чесались внести порядок в этот хаос, сотворенный мужчиной.