Счастливец - Уильям Локк (1994)

С тех пор остроумие и свежее воображение Поля фонтаном забило в сухих речах полковника Уинвуда.

— Послушайте, молодой человек! — сказал он однажды, — мне это не нравится. Иногда я пользуюсь вашими указаниями потому, что они достигают цели, но теперь я создал себе репутацию политического комедианта, а этого я не хочу.

Поль сообразил, что для такого серьезного джентльмена, как полковник Уинвуд, не подходит способ вставок в его написанные на машинке речи. Поэтому он с хитростью итальянца, как говорила мисс Уинвуд, принудил своего патрона обсуждать речи перед тем, как они будут написаны. Полковник очень полюбил эти обсуждения, напоминающие стремительное умственное фехтование. Они магически действовали на него. После них Уинвуд садился и писал свои речи, совершенно не сознавая, что в них было его и что — Поля, а когда он произносил их, то гордился впечатлением, которое они производили на палату.

Так с течением времени Поль приобрел влияние не только в небольшом кругу Дрэнс-корта, но и во внешнем мире. Он стал молодым человеком с известным именем. Это имя часто появлялось в газетах, то в связи с благотворительной деятельностью Уинвудов, то в связи с политическими махинациями партии «юнионистов». Он был желанным гостем на лондонских обедах и на дачах. Он стал молодым человеком, который далеко пойдет. В довершение всего Поль научился ездить верхом, стрелять и не ошибаться в генеалогии и семейных отношениях знаменитых родов. Он путешествовал по Европе, иногда с Уинвудами, иногда один. Он был молодым человеком высокой культуры, всесторонне образованным.

В эту, пятую годовщину своей деятельности, он сидел, рассеянно глядя на осеннее небо, с письмом принцессы в руке и с мыслями о прошлом в голове. Он удивлялся тому, как верно сражалась за него судьба. Даже против возможности быть узнанным он был как бы заколдован. Однажды в доме на Портланд-плес он встретил художника, которому когда-то позировал. Художник внимательно всмотрелся в него.

— Неправда ли, мы где-то встречались?

— Да, мы встречались, — сказал Поль с подкупающей искренностью и достоинством. — Я вспоминаю об этом с благодарностью. Но если бы вам угодно было забыть это, я был бы вам еще более благодарен.

Художник пожал ему руку и улыбнулся:

— Уверяю вас, я совершенно не понимаю, о чем вы говорите!

Что касается театрального мира, то те низшие его слои, в которых вращался Поль, не попадали в высокие сферы его политической деятельности. Театральное прошлое осталось позади, далекое и позабытое. Его положение было прочно. Порой какая-нибудь заботливая матушка взрослой дочери пыталась наводить справки о его прошлом, но Поль был достаточно ловок, чтобы не давать матерям слишком много поводов для беспокойства.

Он жил под обаянием Великой Игры. Когда он придет в свое королевство, то сможет выбирать, не ранее. Его судьба все ближе и ближе подвигала его к цели, медленно, но непреодолимо. Через немного лет он должен будет войти в парламент, получить власть, положение, возможность воскрешать и пробуждать от сна Англию, загипнотизированную злыми влияниями. Поль уже видел себя на кафедре теперь столь близкого ему дома с зелеными скамьями, громогласно провозглашающим спасение родины. И если при этом он больше думал о том, кто ее пробудит, чем о самом пробуждении, то только потому, что он был все тот же маленький Поль Кегуорти, которому агатовое сердечко принесло Блестящее Видение в прачечной блэдстонского дома. Талисман все еще лежал в его жилетном кармане, прикрепленный к концу часовой цепочки. А в руках Поль держал письмо настоящей принцессы.

Стук в дверь пробудил его от снов наяву. Вошла незаметная молодая женщина с карандашом и записной книжкой.

— Вы готовы, сэр?

— Не совсем. Присядьте на минуточку, мисс Смитерс. Или, если вас не затруднит, помогите мне вскрыть эти конверты.

Как видите, Поль был великим человеком, в распоряжении которого была стенографистка.