Вторая любовь - Джудит Гулд (1999)

— Как правило, мне удается бывать там раз в неделю. — Он втянул щеки, потом потряс головой, словно пытаясь согнать назойливое насекомое. Его волосы взметнулись в стороны. — Не правда ли, какая святость с моей стороны? — ядовито поинтересовался он. — Да что там, если я не буду осторожным, меня скоро канонизируют!

Дороти-Энн проигнорировала его сарказм, направленный против себя самого. Ее глаза устремились в ночное небо, полное сверкающих созвездий. Ярко сиял Марс, а в хвосте Девы переливался Поррима. Весь небосвод казался россыпью изысканных бриллиантов на темно-синем бархатном платье ночи.

— У Вуди есть улучшение? — спросила она. — Или никакого?

Хант покачал головой.

— Боюсь, что нет. Все эти годы он так меня и не признает. Это самое худшее в аутизме. Оставаться все время закрытым в своей раковине.

Дороти-Энн задумчиво кивнула.

— Другими словами, он живет в своем собственном мире.

— А мы, все остальные, просто не существуем. Точка.

— Так что до него невозможно достучаться.

— Нет. Но удивительно, что он реагирует только на одно. На головоломки-мозаики.

Дороти-Энн нахмурилась:

— Разве это не странно?

— Еще более странно то, что он отлично с ними справляется. Каждый раз я привожу ему несколько новых. Ты бы его видела. За час он складывает мозаику из тысячи фрагментов.

— За час? Господь милосердный! Он, должно быть, невероятно умный!

— Именно на этом уровне, да, — кивнул Хант. — Но только в этом. А все остальное, в том числе и эмоции, реакция на окружающий мир, остается безнадежным.

— Поэтому у тебя нет своих детей? Потому что ты боишься, что им может передаться по наследству эта болезнь?

— Нет, — отозвался Хант. — Я хотел детей, ты даже не можешь представить, как сильно. Только Глория никак не беременела. Хотя я проявлял достаточно усердия.

Если бы слова не прозвучали так горько, этот звук можно было бы принять за смешок.

— Каким же я был дураком, — продолжал он. — Я пытался. Пытался. Я стал похож на распроклятого вечноготового кролика, так я старался.

— Ты хочешь сказать, — осторожно вмешалась Дороти-Энн, — что твоя жена не могла зачать?

— He-а. Дело не в том, что она не могла зачать. — Хант снова покачала головой. — Глория не хотела.

Дороти-Энн не могла произнести ни слова. Ей казалось, что Уинслоу унесся мыслями далеко назад, оказавшись за тысячу миль от нее, в кошмарном прошлом, похожем на ад.

— Как-то раз, пару лет назад, случилось так, — заговорил Хант, — что я ударился ногой о ножку кровати. Ванная комната Глории была ближе моей, поэтому туда я и отправился за пластырем. Угадай, что я нашел в ее шкафчике с лекарствами?

Дороти-Энн сидела не шевелясь.

— Мне кажется, я догадываюсь, что там было.

— Ага, — с горечью сказал Хант. — Противозачаточные таблетки. Все эти годы, когда я так хотел ребенка, она пила противозачаточные таблетки!

— Тебе, очевидно, было очень плохо, — заметила Дороти-Энн.

— Да, — признался Уинслоу. — Но знаешь, что ударило меня больнее всего?

— Кроме того, что ты почувствовал себя преданным?

— Да, кроме этого. — Хант вдохнул, потом медленно выдохнул носом. — Моя собственная глупость, — признался он. — Ты считаешь, что мне следовало догадаться раньше, так? Но нет. Я оказался таким доверчивым, что правда должна была стукнуть меня по башке. И даже тогда я не поверил.

— Может быть, ты подозревал это, но тал сомнения прочь?

Хант нахмурился, подумал минуту, потом кивнул:

— Может быть, и так.

— Она по-прежнему принимает таблетки?

Хант пожал плечами:

— Черт меня побери, если я в курсе. Да мне и плевать.

— Но тебе же было не все равно, — сказала Дороти-Энн. — В то время.

— Верно, — согласился Хант. — Но только до того, как я нашел таблетки. Это все решило.

— Но разве ты не пытался все наладить?