Вторая любовь - Джудит Гулд (1999)

— Мама знает, что дела идут плохо. Она только не представляет, до какой степени плохо.

— Понимаю. Следовательно, она не в курсе, что твоя жена пьет противозачаточные таблетки?

Хант отрицательно мотнул головой.

— О каких-то моментах моей личной жизни я не распространяюсь. Мать знает то, что я ей говорю… Или что ей удается выяснить самой, — Хант негромко иронично усмехнулся, — а выяснить ей удается предостаточно. Она прекрасно знает, что мы с Глорией живем раздельно. Вряд ли это секрет. И пьянство моей жены — тоже не тайна. Глория об этом позаботилась. Но мама отказывается понять, насколько непоправимо нынешнее положение.

Хант помолчал и посмотрел на Дороти-Энн отсутствующим взглядом, как будто унесся далеко-далеко. Но на этот раз он очень быстро вернулся к ней.

— Если меня послушать, — снова заговорил он, — то у тебя, вероятно, создалось впечатление, что я человек слабый, трусливый, склонный к приступам жалости к себе, и полностью под пятой у своей матери.

— Вовсе нет, — ответила Дороти-Энн как можно мягче. — Я все понимаю.

Она и вправду понимала его.

Он говорит со мной о таких важных вещах. Не о том цвете, который он любит, и не о вине, которое предпочитает. Он раскрыл мне свою душу и показал свои уязвимые места.

Молодая женщина понимала, что Ханту потребовалось немало мужества и почувствовала себя польщенной его доверием.

А Уинслоу продолжал:

— Все дело в том, что я всеми способами стараюсь избежать конфронтации. Особенно дома. Я терпеть не могу неприятные сцены.

Дороти-Энн не смогла сдержать улыбки. Как будто кто-нибудь это любит.

— Вряд ли ты одинок в этом, — негромко ответила она.

Но Хант словно не слышал ее.

— Странно, не правда ли? — прошептал он, почти про себя. — В жизни никогда ничего не происходит так, как мы ожидаем… или как нам хочется. Только представь! Ведь было время, когда я искренне верил, как последний дурак, что счастье может никогда не кончиться! — Тень опустилась на его лицо. — Что ж, мой брак развеял эти иллюзии. Глория совершенно отбила у меня желание общаться с женщинами… И я боюсь, что это навсегда. — Его глаза оторвались от Дороти-Энн, и он снова стал смотреть вдаль, как будто вглядывался в прошлое. — Два года, — произнес он, словно удивляясь собственным словам, — два года прошло с тех пор, как мы с Глорией были близки.

— Два года могут показаться вечностью, — заметила Дороти-Энн.

Его губы изогнула кривая, горькая усмешка.

— Да, может быть и так. Но позволь мне сказать тебе, что это было на самом деле. Меня… это… абсолютно… не волновало! — Его глаза широко раскрылись. — Ведь это совершенно невероятно, правда? До сегодняшнего дня я просто не задумывался об этом!

— И все это время в твоей жизни никого не было? — спокойно спросила Дороти-Энн. — Никакой близкой женщины?

Хант помотал головой.

— Ни единой. И не потому, что мне не представлялась такая возможность. У меня просто не возникало никакого интереса. Мне кажется, когда умирает любовь, она умирает не одна. Почему бы и сексу не умереть вместе с ней? — Хант с минуту посидел молча, потом повернулся и вопросительно посмотрел на Дороти-Энн. Его голос звучал очень нежно: — Ведь ты понимаешь меня, правда?

— Да, — кивнула Дороти-Энн.

Она медленно разжала пальцы, выпустила его руку, сняла руку с его плеча и чуть отодвинулась, словно желая рассмотреть его профиль с некоторого расстояния.

— Так что в течение двух лет я хранил обет безбрачия, словно монах, — рассказывал Хант. — Ты можешь в это поверить? — Он коротко, насмешливо хмыкнул. — Черт побери, я воздерживался куда ретивее многих монахов!

Маленькая серебристая рыбка высоко подпрыгнула над водой, перевернулась в воздухе, словно гимнаст, и нырнула обратно. Хант пристально смотрел на рябь волн с бликами луны, как будто расходящиеся по воде сверкающие круги скрывали ответ на какой-то жизненно важный вопрос.