Вторая любовь - Джудит Гулд (1999)

— Ты такая красивая, — прошептал он.

Не торопясь, Хант развязал пояс ее хлопковых шорт со складками, его руки скользили по ее упругому шелковистому телу, поднимая чуть повыше свитер и обнажая ее мускулистый плоский живот.

— Ты такая, такая красивая… — бормотал он.

Не отводя от нее взгляда, Хант нагнул голову и поцеловал ее пупок, потом стал ласкать его нежными прикосновениями языка.

У Дороти-Энн по позвоночнику стремительно побежали электрические разряды, она задохнулась от наслаждения.

— О, Хант, — простонала она, извиваясь под его ласками.

Дороти-Энн закрыла глаза, чтобы полнее насладиться каждым мгновением физических ощущений. Она задрожала, когда пальцы Ханта подняли свитер еще выше, обнажая грудь, а его неутомимый язык оставлял влажный след на ее коже. Наконец — ей показалось, что прошла целая вечность, — он стянул с нее свитер и отбросил в сторону.

Груди Дороти-Энн оказались на свободе, полные, упругие, сладострастные, увенчанные темно-розовыми сосками.

Она услышала, как резко выдохнул Хант, и приоткрыла глаза. Он смотрел на нее, завороженный совершенством ее груди, изяществом тоненькой талии и симметричной округлостью бедер.

— Да это само совершенство, — хрипло сказал Уинслоу, любуясь тем, как ее красиво очерченные, твердые соски, похожие на розовые бутоны, не сдерживаемые больше тканью одежды, набухают и твердеют от возбуждения. — Да. Практически само совершенство со всех сторон.

Ноздри Дороти-Энн гневно раздулись.

— И что, черт возьми, — поинтересовалась она, приподнимаясь на локтях навстречу ему, — значит это твое «практически»?

— Это лишь для того, чтобы у тебя голова не пошла кругом от самомнения, — поддразнил ее Хант с обезоруживающей улыбкой. И мгновенно сократив между ними расстояние, прижался губами к ее губам.

«Вот так мне нравится куда больше!» — с ощущением счастья подумала Дороти-Энн, снова опускаясь на спину и отвечая на поцелуй.

Все началось с легкого покусывания и посасывания и превратилось в яростную схватку. Ощущение от его языка, казалось, не имеет ни начала, ни конца. Он прикасался к каждой точке ее рта, и все тело Дороти-Энн пело, словно натянутая струна. Совершенно парадоксально, но она ощущала, что вся горит, хотя ее тело покрылось гусиной кожей от наслаждения.

У нее кружилась голова.

«Неужели это возможно», — думала Дороти-Энн, ощущая знакомую влагу между бедер, чтобы обычный поцелуй мог породить такое удивительно глубокое и мощное возбуждение!

Но очевидно, это так. И так могло быть. И было.

Наконец их губы оторвались друг от друга. Она судорожно дышала, ее живот поднимался и опадал, когда она пыталась выровнять дыхание.

— Ого! — выдохнула молодая женщина. Ее широко раскрытые глаза наполнились удивлением.

— Ты еще ничего не видела! — улыбнулся Хант и двинулся к ногам кровати, чтобы закончить раздевать ее.

Она послушно лежала и только чуть приподнялась, когда он освобождал ее от шорт и крошечных трусиков телесного цвета. Они затрещали от электричества, когда Хант отбросил их прочь.

Дороти-Энн затаила дыхание. Она едва могла поверить, что желания завели ее так далеко. Нужно признать, что Хант, конечно, великолепный мужчина, но кто бы мог предсказать, что именно она — та, которая за всю жизнь знала только одного мужчину, своего покойного мужа — может вдруг почувствовать такое острое возбуждение, что ее так далеко унесет предвкушение страсти? Кто бы мог подумать, что она будет лежать вот так, нагая, словно Ева, и бесстыдная, как Иезавель, предлагая себя этому красивому мужчине и находя это совершенно естественным, великолепно бесстыдным и — да, именно так — необходимым, словно воздух?

«Только не я», — безрассудно решила Дороти-Энн, отметая в сторону все вопросы, прочь, как можно дальше, и погружаясь в ночь.