Вторая любовь - Джудит Гулд (1999)

— Как вы можете заметить, сэр Йен, этот чек выписан на мое имя на сумму в пятьдесят миллионов долларов, как и предполагает выплата.

Она помолчала, наблюдая, как выражение крайнего недоумения искажает черты лица англичанина, а потом его постепенно сменяет — да! иначе и не скажешь — панический ужас. Казалось, его глаза становятся все больше за крупными очками в черной оправе.

— Вы также можете заметить, — продолжала Дороти-Энн, — что деньги по чеку можно получить как раз к дате выплаты процентов по займу.

Чек и письмо дергались в руке сэра Йена, пока он другой рукой доставал платок и вытирал взмокший лоб.

— Что ж… Да… Да… — наконец пролепетал он. — Конечно… Конечно… Я понимаю… — «Проклятая долбаная сука! — думал сэр Йен. — Она, черт бы ее побрал, разрушила мою распроклятую жизнь!»

Он снова посмотрел на молодую женщину и чрезвычайным, весьма заметным усилием воли выдавил из себя улыбку.

— Тогда все в порядке, да. Да. — Судя по всему, ему удалось взять себя в руки. — Я сообщу в банк. Немедленно. — Сэр Йен сложил письмо и чек, потом убрал их во внутренний карман пиджака.

— Пожалуйста, сэр Йен, сделайте это. — Дороти-Энн встала из-за стола, протягивая руку для прощания, а другой нажимая на кнопку, вызывая Сесилию. — Очень была рада вас видеть. Сесилия вас проводит. — И потом добавила: — У нас с мисс Флуд впереди очень напряженный день.

Сэр Йен поднялся на ноги и пожал протянутую руку.

— Всего хорошего, миссис Кентвелл, — церемонно попрощался он. Англичанин развернулся, и появившаяся Сесилия проводила его из кабинета.

Широкая улыбка осветила лицо Венеции, когда она встала, наклонилась через стол и протянула руку Дороти-Энн:

— Давай пять!

Дороти-Энн хлопнула ладонью по ладони подруги, и они обе расхохотались.

53

Хант вышел из душевой кабины, яростно растерся полотенцем и стал бриться перед зеркалом в ванной комнате. И все это время он думал о Дороти-Энн. Он ощущал где-то в глубине души сосущее чувство одиночества, и ему очень хотелось, чтобы она была сейчас рядом с ним.

Уинслоу отвел «Ртуть» с Иден Айл в Пуэрто-Рико, а оттуда прямым рейсом вылетел в Калифорнию. Во время полета он мысленно готовился к тому, что скажет Глории о своем намерении развестись с ней. У него в голове проносились разнообразные варианты предстоящей сцены. Хант приехал домой, горя желанием все выложить жене немедленно. Но Глории, как это все чаще и чаще случалось последнее время, дома не оказалось. Когда Уинслоу спросил Родди, дворецкий ответил, что ему неизвестно, где может быть миссис Уинслоу, и этого не знает никто в доме.

И теперь ему отчаянно хотелось, чтобы стычка с женой была уже позади, чтобы прорепетированные им слова уже были сказаны и, как он надеялся, приняты. И более того, ему хотелось обо всем сказать матери и покончить с этим. Но Хант подумал, что честнее поговорить сначала с Глорией.

Хант понимал, что Алтея не сможет воспринять все спокойно. Честно говоря, эта идея приведет ее в ужас. Она так носится с внешними приличиями и с политической карьерой сына, приобретшей для нее колоссальное значение, что слово «развод» станет для нее ругательством. Но Хант также понимал, что в конце концов Алтея смирится. Как только мать поймет, что он уже принял решение и не станет его менять, она примет неизбежное и переварит это.

Хант закончил бритье, достал кое-какую одежду. Он выбрал пару старых свободных брюк и рубашку-поло блеклого голубого цвета. Оделся, сунул ноги в шлепанцы и отправился на кухню. Он подумал, что, может быть, там найдется пиво, и он сделает себе настоящий сандвич, а не его крошечное «светское» подобие, которое готовит прислуга.

Но это ему не удалось.

Внизу, в вестибюле, Хант увидел Глорию. Жена явно только что вошла и собиралась подняться наверх.

Она взглянула на него: