Вторая любовь - Джудит Гулд (1999)

— За нас, — повторила Дороти-Энн, не отводя взгляда. Она отпила глоток. Шампанское пенилось и оказалось отменным на вкус. Молодая женщина поставила бокал и посмотрела на Ханта. — Ты уже подумал над тем, чем бы тебе хотелось заняться, пока ты здесь? — спросила она.

— Разумеется, подумал, — последовал ответ. Уинслоу хитро улыбнулся.

Он обнял Дороти-Энн, и она приникла к нему, прижалась головой к груди, слушая тяжелые удары его сердца. Потом его губы нашли ее, и он целовал ее глаза, плечи, ощущая губами биение жилки на шее.

Дороти-Энн почувствовала все очарование безоговорочной капитуляции. Дрожь предвкушения пробежала по ее телу, и они начали раздеваться, по пути в спальню оставляя за собой шлейф разбросанной одежды. Они улеглись рядом на большой кровати, глядя друг на друга.

— Твоя нога, — напомнила Дороти-Энн.

— А что с ней такое?

Она взглянула вниз на колено, все еще пребывающее в гипсе.

— Можно? — спросила она.

— Конечно. Давай.

Она аккуратно прикоснулась, нахмурилась, легко поглаживая пальцами раненую ногу. Потом снова взглянула на Ханта:

— Тебе больно?

Он покачал головой и улыбнулся.

— В данный момент ощущения очень приятные.

— Но ты уверен, что мы можем заняться любовью? Я хочу сказать, что мне не хотелось бы причинить тебе вред.

— Не беспокойся, — рассмеялся Хант. — Такому вреду я только обрадуюсь.

Ее руки медленно двинулись вверх по его бедру к плоскому животу, потом по груди. И на ее лице не отразилось и тени смущения. Хант взял ее голову обеими руками и прижал к себе. Потом глубоко вздохнул.

— Мммм, — прошептал он. — Ты пахнешь сахаром и специями и всеми милыми вещами.

— А это потому, — отозвалась она, поднимая голову и отбрасывая волосы назад, — что у тебя есть хобот. — Дороти-Энн улыбнулась, нащупывая руками его член. — Ну-ка подумай и скажи, бывает ли время, когда твой хобот не дает о себе знать?

Хант взглянул ей в глаза пристальным, напряженным взглядом:

— О, очень часто.

— И с чем же это связано?

— Стоит мне оказаться вдали от тебя, — Хант улыбнулся. — Но как только я о тебе подумаю и — раз! Старина Джонсон там внизу сразу становится по стойке смирно.

— Тогда нам надо что-то сделать для бедного старины Джонсона, — торжественно произнесла Дороти-Энн, нагибаясь над Хантом и прижимаясь губами к его губам.

Их поцелуй превратился в страстные объятия, которые невозможно описать словами. Они рассказали о том, что оба оставили позади эмоциональный груз прошлого и не собирались больше скрывать свой голод. Наконец, забыв о чувстве вины и ни о чем не думая, каждый из них подарил свое тело и свою душу другому с глубоким смирением и с такой щедростью, которая не знала границ. Они не ставили никаких условий, во всем уступая друг другу.

Не забывая о его ране, Дороти-Энн прошептала:

— Я займусь гимнастикой за нас обоих. А ты просто лежи и наслаждайся.

Она оседлала его, опустилась на его член и начала двигаться вверх-вниз, на ее лице появилось выражение сосредоточенности.

Тяжелый вздох вырвался из груди Ханта. Она была теплой и влажной, и очень быстро он забыл обо всем на свете. Потом Дороти-Энн почувствовала, как мужчина напрягся и тут же попросил ее остановиться.

— Слишком рано! — выдохнул он.

Но она покачала головой.

— Нет никакой необходимости сдерживаться, Хант, — мягко сказала Дороти-Энн. — Мы слишком долго ждали. Пусть все идет само собой! Дай себе волю!

И с криком, в котором слились наслаждение и боль, он взорвался в ней, все накопленные годами страхи, ярость, раздражение были сметены могучим порывом, и вместо темноты появился яркий свет. Страстные движения ее бедер, нежность глаз и любовь ее сердца поглотили отравлявший его существование яд.

Позже они лежали в объятиях друг друга, и никому не хотелось разговаривать. Они понимали всю мощь и совершенство своей взаимной любви.