One for My Baby, или За мою любимую - Тони Парсонс (2011)

Моя мама, Джойс Чан и я сидим в палате у бабули, а она услаждает наш слух последними новостями. Она рассказывает о медсестре, которой впору работать фотомоделью, настолько она хороша собой. Потом упоминает пожилую женщину, лежащую на соседней койке. Но это сообщается нам полушепотом. Оказывается, у бедняжки не все в порядке с головой. Еще тут работает доктор-индус, пообещавший бабуле, что совсем скоро она будет «как новенькая». Есть санитар, который не пропускает ни одной юбки; медсестра, толстая и неуклюжая, как корова на льду; и еще старушка, соседка по палате, с которой есть о чем поговорить и посмеяться и с которой бабушка обязательно продолжит дружбу, когда их выпустят отсюда. Бабуля болтает без умолку. У нее столько интересных наблюдений, она весела и возбуждена! Может, ей что-то подмешивают в томатный суп-пюре?

Бабушка счастлива, и такой радостной я не видел ее очень давно. И это несмотря на ее незавидное положение. Рядом с койкой стоит приземистый отвратительного вида аппарат, от которого отведена трубка-катетер. Она уходит под длинную белую сорочку бабули (из-за которой она стала похожа на небесного ангела) и заканчивается глубоко в теле старушки. Этот аппарат понемножку откачивает жидкость, которая собралась в легких и мешает им нормально работать.

Одно бабушкино легкое на рентгеновском снимке почти полностью белое. Оно заполнено жидкостью, которой в нем не должно быть. Доктора собирались на консилиум и в страхе долго разглядывали злополучный снимок. Они были изумлены, как она вообще могла до сих пор дышать!

Но моя бабуля весела и жизнерадостна и совсем не обращает внимания на жужжание этой жуткой машины, что стоит рядом с ней на полу и откачивает жидкость из ее легких. Бабушка не жалуется и на боль, которую, несомненно, испытывает из-за катетера в легких. И днем и ночью эта трубка остается в ее теле и будет там до тех пор, пока легкие не избавятся от ненужной жидкости. А бабуля все продолжает улыбаться. Как ей это удается?!

Я знаю, она храбрая и выносливая женщина. Но ее солнечное настроение — это не только ее смелость, которой у бабули, конечно же, не отнять. Возможно, теперь она поняла, что находиться в больнице не так уж отвратительно. И к тому же уверена, что, в отличие от моего дедушки, она здесь не умрет. Во всяком случае, не в этот раз. Ее время еще не пришло. Рановато будет.

Внезапно она замолкает, глядя в сторону двери. Мы дружно поворачиваемся и видим, как в палату входит мой отец и неловко останавливается. В руках у него букет цветов и большая коробка конфет. Он явно смущен.

— Здравствуй, ма, — несмело произносит он и целует ее в щеку.

— Майк, — отвечает она. — Мой Майк.

Я боюсь, что Джойс захочется прямо сейчас расчихвостить отца за его половую жизнь с Леной, но она остается на удивление молчаливой. Она кажется мне даже загадочной, потому что на этот раз никак не реагирует на его появление. Наверное, это происходит впервые в ее жизни. Джойс как ни в чем не бывало берет за руку мою бабушку и начинает уверять, что та скоро будет «как огурчик».

Мои родители со стороны сейчас больше похожи на брата и сестру, чем на супругов. Видно, что их связывает долгая совместная жизнь, но не более. Правда, ненависти друг к другу они не испытывают, но и нежных чувств тоже не проявляют. Они вежливы, деловиты, обсуждают прогнозы врачей и говорят о том, что еще нужно привезти бабушке, пока она находится здесь. Лишь один признак свидетельствует, что у каждого из них уже есть адвокат, который будет защищать их интересы на бракоразводном процессе. Они избегают смотреть друг другу в глаза.

Впервые за все время мне становится искренне жаль отца. Сегодня он даже не побрился. Волосы здорово отросли, ему нужно срочно к парикмахеру. К тому же он заметно похудел, и произошло это вовсе не из-за активных занятий в спортзале.