One for My Baby, или За мою любимую - Тони Парсонс (2011)

Джош и его новая подружка находятся на такой стадии развития отношений, когда хочется делиться своим счастьем со всем миром. Я не могу понять, почему парочки не могут держать свое счастье при себе. Почему так важно, чтобы все остальные тоже радовались за них? Может, это происходит потому, что им не верится, что мечты сбылись? Или им кажется, что это только мираж, который может растаять в воздухе в любой момент? Почему они не могут отправиться ко всем чертям и оставить нас в покое?

Джош и Тамсин (та самая клиентка, к которой торопился Джош во время нашей последней встречи) дают ужин у нее в квартире. Это их первый «официальный» выход в свет вместе, и потому мне не удается пропустить это важное мероприятие. Бог свидетель, я старался избежать этого званого ужина! Я даже пару раз придумывал довольно приличные отговорки, но Джош в ответ лишь терпеливо менял день приема. Вот ведь хитрая бестия! Остается последний вариант — честно и откровенно послать его куда подальше, сказав что-то вроде: «Катись-ка ты, приятель, по известному адресу. Кстати, ты мне никогда особенно и не нравился». Данная версия мною не отвергается, но я не могу произнести ничего подобного, ведь Джош — мой лучший друг. К тому же он является последним связующим звеном с прошлым, и я очень боюсь потерять его.

Вот почему я оказываюсь в Ноттинг-Хилл в большом белом особняке с террасой. В руке я держу бутылку сухого белого вина, нажимаю на кнопку, и меня впускают на третий этаж. Я выгляжу немного напуганным, потому что во время поездки в метро заметил, как кто-то из пассажиров читал экземпляр «Апельсинов к Рождеству» в мягкой обложке. Мне всегда странно видеть нечто подобное в городе. Особенно неуютно я себя чувствую, когда читатель начинает истерично хохотать над веселыми шутками моего отца по поводу трогательной бедности и лишений Ист-Энда.

Джош открывает дверь и приглашает меня пройти в очень дорогую коробочку. Полированный паркет, на стенах японские гравюры в черных рамках, изображающие костлявых крестьян, сражающихся на полях с дождем и непогодой за свой урожай. В центре комнаты стоит стеклянный стол, накрытый на шесть персон. Обстановка в доме спартанская, такая, что позавидовал бы и заведующий моргом.

Сегодня Джош вышел к гостям без галстука. Это верный знак, что он нынче выходной. Он по-дружески хлопает меня по спине, и его лицо озаряет радостная ухмылка, Джош просто светится от счастья и при этом наслаждается собой, как это бывает с людьми, которые не умеют, да и не пытаются, скрывать болезненного самодовольства.

По запаху я определяю, что на кухне жарится какая-то рыба в лимонном соусе. Ароматы готовящихся блюд в этой квартире являются единственными напоминаниями о живых людях. Из кухни выходит улыбающаяся босая блондинка. Она на ходу вытирает руки и приближается ко мне.

— Пахнет замечательно, — начинаю я. — И явно не от меня.

— Здравствуйте, Элфи. — Тамсин по-дружески целует меня в обе щеки. — Я понимаю, что это прозвучит банально, и все же: я очень много слышала о вас.

Теперь я понимаю, почему Джош сходит по ней с ума. Она ведет себя непринужденно, и я очень ценю это качество в людях. Пока Джош возится с каким-то мудреным десертом (он снова хочет выступить в роли просвещенного мужчины, хотя ему это никогда не удается), мы с Тамсин устраиваемся на диване. Я рассказываю ей историю о том, что я, путешествуя по подземке, видел человека, читавшего «Апельсины к Рождеству».

— Ой, а я очень люблю эту книгу! — восклицает Тамсин. — Она такая теплая, забавная и про настоящую жизнь.

— Но вот что интересно, — продолжаю я. — Сам мой отец не попадает ни под одно из этих определений. Вы сказали, что книга теплая, забавная и о настоящей жизни. Так вот, мой отец, скорее, холодный, несмешной и фальшивый. Скажу больше, он самый настоящий…

В этот момент Джош подсовывает мне под нос большую стеклянную вазу с чипсами.