15 июня 1978 года. У жены вновь начали отрастать ее чудесные волосы. На мой взгляд, она одинаково прекрасна и с волосами, и без. С другой стороны, моя собственная шевелюра стала понемножку седеть – должно быть, из-за переживаний, которые свалились на нас за эти полгода. К Джессалин потихоньку возвращаются силы. Пользуясь теплой погодой, она подолгу гуляет с сыном в парке.

Огаста до сих пор не променял плюшевого щенка на подаренный набор клюшек и все время таскает с собой эту потрепанную игрушку. Он часто меряет у нее температуру, чтобы убедиться, что щенок не заболел раком. Сегодня, по словам Джессалин, он задержался на вершине горки, желая обследовать у собачки горло. Со стороны казалось, что он проверяет воспалившиеся узлы – процедура, которую он не раз наблюдал во время лечения мамы. Какая-то девочка стала торопить его, чтобы самой скатиться с горки, но Огаста заявил, что не спустится вниз, пока не убедится, что со щенком все в порядке.

* * *

31 июля 1978 года. Сегодня мы купили Огасте все, что требуется для школы, и уже через пару недель он сможет отправиться в подготовительный класс. Поверить не могу, что мой сын уже такой большой! Кажется, только вчера мы принесли его из родильного отделения.

Закончив с покупками, я повез Джессалин на дежурный осмотр. По пути в больницу она пожаловалась на то, что в горле у нее зудит. Врач обнаружил необычную опухоль и положил ее в палату для дальнейшего осмотра – так, на всякий случай. Завтра Джесс уже выпишут, а еще через пару дней нам сообщат результаты обследований.

Глава 16

Играя в гольф, вы опускаете голову и доводите дело до конца.

На посту вице-президента вы поднимаете голову и доводите дело до конца.

Дэн Куэйн[29]

Эрин раздраженно отбросила одеяло и уселась на постели.

– Тебе не жарко? Я просто горю. – Потянувшись, она распахнула окно у себя за спиной. – Тут градусов сто, если не больше! – Театрально вздохнув, она принялась обмахиваться журналом, лежавшим на ночном столике. – Тебе не жарко? – повторила она снова.

Эти жалобы на жару не имели ничего общего с реальной температурой. В Вермонт пришла зима, и местные жители – за исключением моей беременной жены – делали все, чтобы укрыться от холода. Еще неделю назад мы наслаждались теплым бабьим летом, но солнечные деньки канули в невозвратное прошлое. Я поплотнее завернулся в шерстяное одеяло, стараясь спрятаться от ледяного воздуха, сочившегося в открытое окно. Разговаривать не хотелось, но я боялся, что мое молчание сочтут за немое согласие замерзнуть до смерти.

– Я выключил обогреватель три часа назад, – сонно промямлил я. – Ноги у меня ничего не чувствуют даже в шерстяных носках. На улице сейчас градусов десять, да и в нашем морозильнике ненамного больше. Ну, что ты на это скажешь?

Эрин продолжала обмахиваться журналом.

– Скажу, что мне жарко, – повторила она ровным тоном.

Я перекатился на бок и взглянул на жену. Холодный ветерок трепал ее волосы, но она, казалось, утратила всякую чувствительность и ничего не замечает.

– Шатци, – сказал я, опуская руку на ее обширный живот, – у тебя внутри встроенная печка, а у меня такой нет. Если тебе так жарко, я могу наполнить ванну ледяной водой, чтобы ты как следует охладилась. Но если ты не закроешь окно, не факт, что я доживу до утра.

Эрин взглянула на меня безо всякого сочувствия.

– Прекрасно, – потянувшись назад, она захлопнула окно. – Я набрала сорок фунтов веса, меня разнесло до невозможности, но мой муж не в состоянии выдержать и глотка свежего воздуха, – бормотала она себе под нос.

Я знал, что сказано это было не совсем всерьез, а потому сердечно поблагодарил ее за заботу. Собравшись с мужеством, я быстро выскочил из постели, натянул на себя еще одну пижаму и снова забрался под одеяло. Из приятной дремы меня вывел голос Эрин.

– Огаст?

– Да, – ответил я, не открывая глаз.