Паника - Лорен Оливер (2014)

Додж решил пойти домой пешком. У него кончились сигареты, и он был в плохом настроении. Теперь он уже не был так уверен, что пойти к копам было хорошей идеей. По тому, как Садовски смотрел на него, Доджу показалось, что они думают, будто он устроил чертов пожар.

Пожар устроили судьи. Наверняка. Кем бы они ни были. Любой из игроков мог настучать копам про игру, и это означало бы конец Паники.

А если бы Паника закончилась…

У Доджа не было других планов, кроме как выиграть Панику – уделать Рэя в финальном Поединке и вырвать у него победу. Он не думал о своей жизни после этого момента. Возможно, его арестуют. Может, он сгорит в аду. В любом случае ему было плевать.

Дэйну, его Дэйну уничтожили, покалечили на всю жизнь, и кто-то должен за это заплатить.

Но теперь Доджа впервые охватил страх того, что игра действительно закончится и у него не будет шанса отомстить. Тогда ему придется жить с новой Дэйной с ее ногами-стеблями, зная, что он не смог ее спасти. Зная, что где-то припеваючи живут Рэй и Люк, дышат и улыбаются и, возможно, пакостят другим людям и рушат их жизни.

А это было невозможно. Невообразимо.

Солнце было высоко и светило ярко. Кругом была тишина, все было залито жестким светом[30]. У Доджа во рту был неприятный привкус. Он еще не ел сегодня. Он проверил телефон в надежде, что звонила Нэт, но пропущенных вызовов не было. Они разговаривали позавчера. Это был неловкий разговор, полный пауз. Додж знал, что Нэт соврала, сказав, что не может больше разговаривать, потому что ее отец попросил ее помочь.

Додж сделал круг возле закусочной Дот, машинально проверив, видно ли сквозь грязные окна его маму. Но солнце светило слишком ярко, превращая всех в тени.

Он услышал смех, доносящийся из дома. Положив руку на дверную ручку, он остановился. Если его мама дома, она не даст ему покоя. С тех пор как он пришел домой с больничным браслетом на руке[31], его мама стала вести себя очень истерично – косо на него посматривать и каждые пять секунд с пристрастием допрашивать о том, как он себя чувствует. Как будто она боялась, что он даже пописать не сможет без риска для жизни. Ко всему прочему новость о Малыше Келли распространились по всей закусочной, поэтому, когда мама Доджа не допытывалась, есть ли у него температура, она сплетничала об этой трагедии.

Но потом смех раздался снова, и Додж понял, что смеется не мама, а Дэйна.

Она сидела на диване, ее ноги были укутаны в одеяло. Рики сидел на складном стуле напротив нее. На кофейном столике лежала шахматная доска. Когда Додж вошел, между ними было всего несколько дюймов.

– Нет, нет, – говорила Дэйна в перерывах между хихиканьем. – Офицер ходит по диагонали.

– По-диаг-он-али, – повторил Рики с сильным акцентом и съел одну из пешек Дэйны.

– Сейчас не твой ход! – Она поставила свою пешку обратно и снова засмеялась.

Додж прокашлялся. Дэйна подняла глаза.

– Додж! – крикнула она. Они с Рики оба отдернулись друг от друга на несколько дюймов.

– Привет. – он не знал, почему они выглядели такими виноватыми. Не знал он и того, почему сам чувствовал себя неловко, будто он прервал их во время чего-то гораздо более пикантного, чем игра в шахматы.

– Я просто учу Рики играть в шахматы, – выпалила Дэйна. На ее щеках был румянец, а глаза сияли. Она выглядела лучше и красивее, чем последнее время. Доджу показалось, что она даже накрашена.

Вдруг он разозлился. Он из кожи вон лез, чуть не умер, а она сидит дома и играет в шахматы с Рики на старой мраморной доске, которую мама подарила Доджу на его одиннадцатилетие и которую он таскал за собой всюду, куда бы они ни переехали.

Как будто ей все равно. Как будто Додж не играет в Панику только ради нее.