Сезон воронов - Соня Мармен (2013)

Только теперь Лиам понял, что страсть, которую Колин испытывал к его жене, стала для него настоящим наваждением. Если так, то переселение в колонии стало бы для них всех лучшим выходом из этого затруднительного положения. И вдруг живот скрутило новым приступом боли, еще более сильным, чем предыдущий. В душе шевельнулась ужасная догадка. Он почувствовал, что ноги становятся словно войлочными, и стало трудно дышать.

– Колин, скажи, ты делал это с…?

У Лиама не получилось закончить терзавший душу вопрос, поскольку он опасался в ответ услышать худшее. Брат посмотрел на него полными слез глазами.

– Делал что?

– Ну, с Кейтлин… Я хочу знать. Ты… Ты прикасался к ней?

Колин пару секунд вопросительно смотрел на него, а потом переменился в лице, не веря собственным ушам. Лиам замер в ожидании ответа.

– Колин?

– Нет. Ну, разве только один раз.

У Лиама закружилась голова. Губы его искривились, и он со стоном закрыл глаза.

– Я поцеловал ее. Один-единственный раз, и это все. Клянусь могилой нашего отца!

– Поцеловал? Когда?

– В день вашей свадьбы. Когда вел ее в церковь. Честнее было бы сказать, что я украл этот поцелуй, потому что она… она не хотела.

– И ты ее принудил?

– Я не говорил, что принудил ее. Скажем, я ее подстерег, когда она этого не ожидала.

– И потом между вами ничего не было?

Сердце билось у Лиама в груди так, словно хотело выскочить. Что он сделает, если Колин признается, что взял его жену силой? Пальцы с такой силой сжали рукоять кинжала, что стало больно.

– Ничего и никогда. Я пообещал, что не стану домогаться ее, когда она станет твоей женой, и сдержал обещание.

Взгляды братьев встретились.

– Я люблю Кейтлин, Лиам! Но ты – мой брат, и тебя я тоже люблю. Я никогда бы не смог так подло с тобой поступить. И это меня убивает! – С циничной улыбкой он передернул плечами. – Все было бы намного проще, если бы мы не были братьями! – Он снова усмехнулся, и в сумерках сверкнули его белые зубы. – Ты, Кейтлин, Сара и ваши дети – самое дорогое, что есть у меня на этом свете, Лиам. Я готов отдать за вас жизнь… Вот только она, к сожалению, мало что стоит, – добавил он после секундного колебания. – Поэтому я и решил, что уеду. Я и так принес вам много горя. И назад я не вернусь. – Он сделал глубокий вдох, чтобы насытить воздухом одурманенный алкоголем мозг, и полушутя-полусерьезно сказал: – И все-таки мне трудно смириться с мыслью, что мои кости не упокоятся на Eilean Munde[54].

Лиам посмотрел на Колина с удивлением, потом, уловив смысл сказанного, протянул ему руку.

– Твоя душа всегда будет в Шотландии, брат!

Колин встал, ухватившись за предложенную крепкую руку. И вдруг вскрикнул и замер, глядя Лиаму за спину. Лиам обернулся. В нескольких метрах, там, где прекрасно было слышно их разговор, стоял Дункан. Увидеть юношу было непросто – его заслоняли ветви пусть и оголившегося по осени, но все же густого кустарника.

– И давно ты тут, сын? – спросил у него Лиам спокойным голосом.

Юноша не торопясь вышел из своего укрытия и посмотрел на дядю.

– Боюсь, слишком долго.

– Вот как… – обронил огорченный Лиам.

Колин откашлялся, стараясь не смотреть на глядящего на него с явной укоризной племянника, и пробормотал себе под нос:

– Я возвращаюсь в лагерь. Завтра мы идем в Данблейн, хочу отдохнуть.

– Что ты услышал? – спросил Лиам, когда Колин скрылся из виду.

– Почти все.

– Ясно.

Да и что еще он мог сказать? Лиам вынул точильный камень и положил у ног, чтобы он намок от соприкосновения с влажной травой.

– Я пошел за вами следом сразу. Хотел поговорить с тобой о… Прости меня. Я не собирался подслушивать, но… Услышав, что вы ссоритесь, я заволновался и решил остаться. Отец! Я думал, Колин давно понял, что моя мать – твоя жена и что… Это глупо, невероятно! Ведь уже двадцать лет прошло с тех пор, когда все решилось!