Сезон воронов - Соня Мармен (2013)

– Кейтлин Макдональд. Вы ведь не шотландка по крови?

– Нет. Я француженка. Я знаю, акцент меня выдает. В Британии я живу последние двенадцать лет, а родилась и выросла в Альзоне, на юге Франции. Мое настоящее имя Беатрис Бакесон. Думаю, вы понимаете, почему мне пришлось немного его «подправить» на английский манер.

– Что привело вас сюда?

– Восстание камизаров[108]. Мой отец был гугенот, и жить в стране, где король признает только одно вероисповедание – католическое… Думаю, вы меня понимаете.

Я понимала ее лучше, чем она могла представить, поскольку пережила то же самое в Ирландии.

– Начались массовые гонения на протестантов. Настоящее побоище! – Ее великолепные глаза потемнели. – Отец мой сгорел на костре, потому что отказался переходить в католичество. Они объявили его еретиком. Мой отец был добрым человеком и очень любил свою семью. Трудно представить, на какие преступления способны люди во имя любви к Господу!

Несколько секунд Беатрис смотрела на меня со странным выражением, и пальцы ее нервно бегали по ободку чашки.

– Вы протестантка? – нерешительно спросила она наконец.

– Католичка, – ответила я со смущенной улыбкой. – Я ирландка. Мои родители тоже пережили немало, когда в Белфасте начались гонения на католиков.

Беатрис надолго задумалась. Потом – очевидно, придя к выводу, что наши ситуации в чем-то похожи, – продолжила свое повествование:

– Было ясно, что во Франции нам оставаться нельзя. Мать увезла нас с сестрой в Ла-Рошель, и там мы втроем сели на корабль, который плыл в Англию, – туда, где наше вероисповедание не было грехом. Мама, которая уже тогда была тяжело больна, умерла вскоре после переезда. Моя сестра Жизель – она немного старше меня, а мне в то время было тринадцать – нашла для нас место прислуги в доме судьи в Эмсбери, в Уилтшире. Мы прожили там три года, и это были мои самые счастливые годы в Англии. Я работала на кухне, Жизель была горничной. Миссис Уилсон была к нам очень добра. На наше несчастье, она заболела и умерла. Мистер Уилсон был безутешен. Все напоминало ему о любимой супруге, поэтому он рассчитал прислугу, запер дом и отправился путешествовать. Нас с сестрой пристроили к его знакомым: Жизель – в Лондон, а меня – в Кардиф, в Уэльс.

– Но ведь это ужасно! У вас с сестрой была возможность видеться?

Беатрис покачала головой, потом уткнулась в свою чашку.

– И с тех пор вы с ней не виделись?

– Нет, ни разу.

Размышляя о горькой участи Беатрис, я следила за движениями ее рук. Я попыталась представить, каково это – оказаться совсем одной в чужом краю. Мне тоже вскоре после переезда в Шотландию пришлось разлучиться с родными, но у меня, по меньшей мере, было утешение: я знала, что нас разделяет какой-то десяток километров.

Ее пальцы беспокойно двигались по столу. Я присмотрелась к ним внимательнее. Тонкие, деликатные… Неужели эти руки и вправду способны исцелять? Но как такое возможно?

– Лукас сказал, что ваши руки творят чудеса, – не сумела я сдержать свое любопытство.

Беатрис уставилась на свои руки так, словно и для нее они были загадкой.

– Чудеса – это слишком сильное слово. У людей масса предрассудков! И многим нравится думать, что мои руки наделены колдовской силой. Хотя для них, наверное, это одно и то же… Однажды кто-то из местных сказал, что у меня «зеленые руки» – что я ни посажу, все растет и зеленеет. – Увидев на моем лице замешательство, она пояснила: – У меня дар.

– Дар?

– Да. Я могу лечить.

– И как это у вас выходит?

Она засмеялась и вскинула тонкие брови.