Сезон воронов - Соня Мармен (2013)

Он притянул меня к себе и нежно поцеловал.

– Но ведь Бог позволил Еве говорить со змием, – заметила я, хмуря брови. – Зло соблазнило ее и научило вкусить запретного плода, того, что дает понимание добра и зла. И она знала, что это плохо – соблазнять Адама.

– Да, – подтвердил он не слишком охотно. – Но ведь Адам согласился попробовать яблоко, значит, он виноват не меньше, чем она.

Он заглянул мне в глаза и провел рукой по моим волосам, отчего, несмотря на летнюю удушающую жару, у меня по телу прошла дрожь.

– Господь покарал женщину и змия, – проговорила я.

– Он покарал и мужчину: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься». Неверность – первый грех человечества. Адам и Ева были изгнаны из рая и обречены жить в мире, где им пришлось постоянно разрываться между добром и злом. В этом мире мы и живем до сих пор, a ghràidh. У нас нет выбора, и мы не можем покинуть его по своей воле. Кейтлин, все мы слабы перед силами зла. Временами нам не хватает сил, а иногда – воли, чтобы им противостоять. Но наказание за грех должно быть таким, чтобы человек смог подняться после падения и осознать зло, им содеянное. Если так происходит, он становится лучше.

Мне было не совсем понятно, к чему он ведет. Правильно истолковав мое замешательство, Лиам решил объяснить:

– Маргарет получила свое наказание. Об этом позаботился сам Господь. Ты не должна наказывать ее сверх этого. Ты поняла мою мысль?

– Думаю, да.

Я решилась задать ему вопрос, мучивший меня со дня нашего возвращения из Монтроза.

– Скажи, а ты вспоминаешь иногда, как это было? Я хочу сказать, у вас с Маргарет…

– Кейтлин!

– Я хочу знать.

Он горько усмехнулся, на мгновение закрыл глаза, устало кивнул и посмотрел туда, где сидела Маргарет.

– Иногда я об этом думаю, – сказал он, – но не так, как ты представляешь. Мои воспоминания о той ночи очень смутные. Когда я об этом вспоминаю, то помню скорее эмоции, которые тогда испытывал, – горе, чувство вины и отверженности. Я так нуждался в тебе…

Он замолчал, увидев, как огорчили меня его слова.

– А ты что думала, Кейтлин? Что ты думала? Не ее я обнимал, а тебя. Я называл ее твоим именем. И для нее это было так же. Считаешь, она радуется тому, что случилось? Ты никогда не думала, что она может ненавидеть себя за то, что сделала? Саймон погиб несколько дней тому, а она предала его так же, как я предал тебя, и страдала она так же, как я… Вот только ей никогда не узнать, простил он ее или нет. Каждый из нас двоих искал утешения в объятиях не того человека. Это ты мне тогда была нужна…

Он взял меня за руку и провел большим пальцем по розовому припухшему шраму на моей ладони. Заживал он долго и мучительно. В рану попала инфекция. Был момент, когда мы боялись, что придется отнять кисть. Но случилось чудо, и заражение прошло так же быстро, как и появилось. Я понимала, как мне повезло. Пусть пальцы мои и утратили частично свою гибкость, но я могла пользоваться рукой как обычно. Остался только этот шрам. Душевная рана, куда более глубокая, так быстро зажить не могла. Лиам несколько секунд рассматривал мою ладонь, потом поцеловал ее и сжал мои пальцы в кулак. Взгляд его вернулся к моему лицу – теплый, взволнованный. Он заговорил снова: