Сезон воронов - Соня Мармен (2013)

– Джону? – Подумав немного, он закусил губу, а потом сказал: – Нет.

Уверенность в его голосе меня успокоила.

Лиам поймал прядку моих волос, снова вырвавшуюся на волю, и потянул, заставляя меня наклониться, чтобы меня поцеловать.

– Сам Джон в восстании не участвовал. И вообще, думаю, наш клан не представляет для них особой… особого интереса.

Но ведь было же время, когда правительство сочло клан Гленко достаточно значимым, чтобы захотеть истребить его полностью, дабы устрашить других хайлендеров! Губы Лиама искривились, и я поняла, что он подумал о том же.

– Какое-то время sassannachs будут патрулировать Хайленд, чтобы напомнить, кто тут хозяин. Но постепенно все вернется на круги своя. И все ужасы останутся только в нашей памяти. Единственное, что нужно будет делать, – это вести себя тихо.

– А те, кто сейчас уезжает из страны?

Я подумала о Джоне Кэмероне. Глава клана Лохила в прошлом месяце поднялся на борт французского корабля, который задержался у Гебридских островов. Вместе с несколькими родовитыми якобитами он намеревался покинуть страну. Дом в Ахнакари и клан он поручил своему шестнадцатилетнему сыну Дональду.

– Может, через несколько лет король их помилует – когда перестанет опасаться за трон. Я не думаю, что Претендент, которому Франция отказала в гостеприимстве и который теперь пригрелся под крылом Папы в Риме, когда-нибудь вернется и снова станет претендовать на корону. Скорее, он займется производством наследника.

Последние слова напомнили мне о деликатном положении Марион. Я погладила Лиама по теплому сухому лбу и с лукавой улыбкой спросила:

– Ты уже смирился с тем, что скоро станешь дедушкой, mo rùin?

– Но ведь тогда и ты станешь бабушкой, a ghràidh. Ай! – Он потер щеку, которую я ущипнула. – Да еще какой противной бабушкой!

Наш первый внук должен был родиться зимой 1717 года. Я сочувствовала лэрду Гленлайона, который не сможет побыть рядом с дочкой, когда она родит ему первого внука или внучку.

По траве рядом с нами прокатился камешек. Лиам прищурился и приставил руку ко лбу, чтобы разглядеть, кто подсматривает за нами с пригорка.

– Мы уплываем! – объявил Дункан. – Малькольм боится, что начнется гроза, и грозится оставить нас тут на всю ночь с блуждающими духами, если мы не поторопимся.

Лиам, вздохнув, встал.

– Иди и скажи этому старому ворчуну, что если он меня тут забудет, то я забуду принести ему с охоты оленя.

Дункан усмехнулся и ушел. Я посмотрела на Лиама, который как раз надевал рубашку, и деланно возмутилась:

– Ты же не позволишь бедняге Малькольму побираться среди зимы?

– Позволю, a ghràidh, если он нас тут оставит, – заявил мой муж смеясь.

Малькольму Макдональду, нашему столяру, недавно исполнилось семьдесят, и с некоторых пор руки и ноги слушались его с трудом – он не мог ни работать, ни ходить по горам и равнинам с ружьем в поисках дичи. Каждый год перед сезоном холодов Лиам дарил ему тушу упитанного оленя. И даже если бы Малькольм оставил нас мокнуть тут на целую неделю, мой муж все равно не отступил бы от традиции, в этом я не сомневалась.

Лиам помог мне подняться на ноги и зашнуровать корсаж. На губах его при этом играла улыбка, так украшавшая загоревшее на летнем солнце лицо. Он заправил рубашку под килт и пристегнул плед брошью, в центре которой посверкивал синий агат прямоугольной формы. Когда одежда была в порядке, он привлек меня к себе и нежно поцеловал.

– Хотя, скажу честно, идея остаться тут наедине с тобой мне нравится!

Я вздрогнула при мысли, что придется провести ночь на острове, населенном духами – пусть даже и тех, кого мы любили. Я всегда боялась привидений.