Семейные тайны - Кристин Сэлингер (2000)

— Я собирался приготовить нам поесть, — произнес он некоторое время спустя, когда она, изнуренная и безмолвная, лежала на нем. — Но, думаю, мы просто закажем ужин сюда. И поедим в постели.

— Хорошо. — Она не открывала глаз, заставляя себя вслушиваться в биение его сердца.

— А ты завтра выспись, — говорил он, лениво перебирая ее волосы. Почему-то ему страстно хотелось проснуться с ней утром в одной постели. Об этом обязательно следует поразмыслить позже, решил Филипп. — Погуляй по городу, походи по магазинам. Если дотянешь здесь часов до четырех, вместе поедем домой. Я впереди, ты — следом.

— Хорошо.

У нее просто не было сил спорить с ним. К тому же, убеждала она себя, в его предложении есть разумное зерно. Она неуверенно чувствует себя на балтиморской кольцевой дороге. Да и город хочется посмотреть. И потом, конечно же глупо тащиться назад в Сент-Кристофер в ненастную ночь.

— Ты ужасно уступчивая.

— Просто у меня сейчас приступ малодушия. Я голодна и не испытываю ни малейшего желания садиться за руль ночью. И еще я скучаю по большому городу.

— Понятно. А я-то надеялся, что ты польстилась на мои неотразимые чары и несравненное сексуальное мастерство.

— Нет, — с лукавой улыбкой отвечала она. — Но твои таланты сыграли здесь не последнюю роль.

— Утром я приготовлю тебе сногсшибательный омлет, и, отведав его, ты станешь моей рабыней.

— Посмотрим, — рассмеялась Сибилл.

На самом деле она уже почти стала ею. Голос сердца, который она настойчиво глушила в себе, твердил, что она в него влюбилась.

А это, считала Сибилл, куда большая и грубая ошибка, чем ее беспричинный визит к нему домой в дождливый вечер.

ГЛАВА 16

Если двадцатидевятилетняя женщина, собираясь на день рождения к одиннадцатилетнему мальчику, трижды меняет свой наряд, значит, у нее не все в порядке с головой, ругала себя Сибилл, снимая белую шелковую блузку и надевая джемпер с воротником-хомутиком цвета морской волны. Ведь она идет на обычный семейный ужин, а не на дипломатический прием, на который, впрочем, собраться было бы легче. На торжественные мероприятия — будь то официальный ужин, праздничный вечер или благотворительный бал — она точно знала, что надеть, знала, как там себя вести.

К чему весь этот богатый опыт светской жизни, если она не способна сообразить, в чем должна явиться на день рождения к собственному племяннику и какую манеру поведения избрать в общении с ним?

Она надела на шею серебряный ошейник, сняла его, выбранила себя и опять надела. Какое имеет значение, в чем идти? Все равно она там чужая. Да, она будет держаться с непринужденным видом, как равная среди равных, и Куинны будут делать вид, будто рады ей, и все вздохнут с облегчением, когда она распрощается и удалится.

Два часа, сказала она себе. Она пробудет там два часа. Два часа она как-нибудь вытерпит. Все будут предельно учтивы, стараясь избегать неловкости и неприятных сцен. Ради Сета.

Она зачесала назад волосы и сцепила их заколкой на затылке, затем критически оглядела себя в зеркале. Вид у нее уверенный, решительный. Доброжелательный, не агрессивный.

Разве что свитер слишком яркий. Лучше бы надеть что-то в серых или коричневых тонах.

Боже всемогущий!

Телефонный звонок положил конец ее терзаниям. Она с готовностью схватила трубку.

— Да, алло, доктор Гриффин.

— Сиб, ты еще там? А я боялась, что ты уехала.

— Глория. — Ноги внезапно подкосились, и она медленно опустилась на кровать. — Ты где?

— Да я тут, поблизости. Извини, что смылась от тебя тогда. Я была немного не в себе.

Не в себе, подумала Сибилл. Что ж, вполне подходящее определение. Судя по темпу речи и дикции, состояние Глории, очевидно, и теперь оставляет желать лучшего.

— Ты украла у меня деньги.