Семейные тайны - Кристин Сэлингер (2000)

— Да, есть. — С болью в душе Сибилл встала. Перед глазами сверкнуло что-то белое. Она увидела цаплю, парящую над водой у кромки деревьев. Птица взмыла ввысь и исчезла за излучиной, словно ее и не было.

Восхитительный уголок, думала Сибилл. Гавань для истерзанных душ, для мальчиков, которым только нужно дать шанс, чтобы они выросли настоящими мужчинами. Пусть у нее нет возможности поблагодарить лично Рея и Стеллу Куиннов за их щедрую доброту, но она не станет мешать их сыновьям воспитывать Сета. Это и будет выражением ее признательности.

— Что ж, мне пора.

— Ты подарила мне классные принадлежности для рисования.

— Я рада, что тебе понравился подарок. У тебя настоящий талант художника.

— Вчера вечером я попробовал рисовать углем.

— Вот как? — нерешительно вымолвила она.

— Пока получилось не очень хорошо. — Он задрал голову, глядя на нее. — Уголь сильно отличается от карандаша. Может, покажешь, как им работать?

Сибилл устремила взгляд на воду. Она понимала: Сет не просит. Он предлагает. Предоставляет ей возможность и право выбора.

— Конечно, покажу.

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас, — подтвердила она, усилием воли уняв дрожь в голосе.

— Классно.

ГЛАВА 19

Значит, он был с ней чрезмерно суров? Но почему, черт побери, она сразу не сообщила ему о звонке Глории? Праздник не праздник, могла бы отвести его в сторону и шепнуть. И все же зря он на нее наорал, а потом еще и дверью хлопнул.

Причина проста. Он был раздражен, неуравновешен, расстроен, потому что первую половину ночи тревожился за нее, а вторую — за себя. А как же ему не расстраиваться, если она вероломно проникла в его душу? В считанные недели просверлила дыру в прочной броне, которую он старательно наращивал вокруг себя более тридцати лет. И он что, должен скакать теперь от радости?

Он, во всяком случае, так не считает.

Хотя признает, что вел себя небезупречно. И даже готов преподнести в знак примирения шампанское и букет роз.

Филипп сам собрал корзину. Положил две охлажденные бутылки «Периньона», два хрустальных фужера — он не намерен оскорблять восхитительное творение французского монаха гостиничными стаканами — и белужью икру, припрятанную дома как раз для такого случая.

Тосты он тоже сделал сам, сам выбрал красные розы и подходящую вазу.

Сибилл наверняка встретит его холодно. Вот он и задобрит ее шампанским и цветами. Тем более что он намерен проявить вероломство. Нужно развязать ей язык, решил Филипп, разговорить. Он не уйдет, пока не выяснит, что на самом деле представляет собой доктор Гриффин.

О своем приходе он возвестил бодрым стуком в дверь ее номера. Это самый верный подход, решил Филипп. Нужно держаться с непринужденной приветливостью. Заслышав шаги, он обаятельно улыбнулся в глазок, за которым мелькнула тень.

Шаги удалились.

Ясно. Серьезно дуется, заключил он и еще раз постучал.

— Открой, Сибилл. Я же знаю, что ты там. Мне нужно с тобой поговорить.

От молчания за дверью веяло ледяной стужей.

Ладно, подумал он, сердито глядя на дверь. Попробуем по-другому, раз она решила усложнить ему жизнь.

Он оставил корзину у двери и направился по коридору к пожарной лестнице. Служащие в вестибюле не должны видеть, что он покинул гостиницу.

— Что, разозлил ее? — прокомментировал Рей, бегом спускаясь по ступенькам рядом с сыном.

— Боже всемогущий! — Филипп бросил на отца гневный взгляд. — Следующий раз лучше сразу выстрели мне в голову. По крайней мере, для мужчины моего возраста это менее постыдный конец, чем смерть от инфаркта.

— Инфаркт тебе пока не грозит. Сердце у тебя здоровое. Значит, не желает она с тобой разговаривать?

— Пожелает, — буркнул Филипп.

— Надеешься задобрить ее шампанским? — Рей ткнул большим пальцем ему за спину.

— Обычно это помогает.