Семейные тайны - Кристин Сэлингер (2000)

— Господи, и ты думаешь, я могу поверить во все это? Поверить в то, что она способна на такое? — Сибилл прижала к груди руку. — Мы росли вместе. Тебя же я знаю меньше недели. И ты надеешься, что я приму твой ужасающий рассказ как данность?

— Думаю, ты веришь, — помолчав, сказал Филипп. — В глубине души веришь. Ты достаточно умна и, скажем так, проницательна, чтобы не видеть истинного положения вещей.

Сибилл пришла в ужас.

— Если это правда, почему же власти ничего не предприняли? Почему не помогли мальчику?

— Сибилл, ты как будто только сегодня на свет родилась. Видать, всю жизнь прожила в тепличных условиях и потому плохо представляешь, что такое улица. Знаешь, сколько там бегает таких вот Сетов? Иногда система срабатывает, но везет немногим. Мне, например, не повезло. Не повезло Сету. Своим спасением я обязан Рею и Стелле Куиннам. И чуть меньше года назад мой отец передал твоей сестре первый взнос за десятилетнего мальчика. Он привез Сета домой, подарил ему жизнь, нормальную жизнь.

— Она сказала… она сказала, что он забрал Сета.

— Да, забрал. Заплатив десять тысяч. И потом пару раз еще примерно по столько же. А в марте она прислала ему письмо, требуя кругленькую сумму. Сто пятьдесят тысяч наличными. И тогда она обещала оставить его в покое.

— Сто… — У Сибилл сорвался голос. Потрясенная, она пыталась сосредоточиться на фактах, которые можно перепроверить. — Она написала письмо?

— Я читал его. Оно было у отца при себе, когда он разбился на машине. Он возвращался домой из Балтимора. Снял со своего счета в банке почти все сбережения. Полагаю, в скором времени большую часть этой суммы она прокутила, потому что несколько месяцев назад прислала еще одно письмо, теперь уже нам. И опять требовала денег.

Сибилл повернулась, быстро прошла к балкону и распахнула двери. Она задыхалась и ловила ртом воздух как рыба.

— Значит, я должна допустить, что Глория совершила все, о чем ты говоришь, из-за денег?

— Ты ведь послала ей деньги на адвоката. Как его фамилия? Почему он не связался с нашим адвокатом?

Сибилл зажмурилась. Горько, очень горько, когда тебя предают, но жалеть себя бессмысленно.

— Она увильнула от ответа, когда я задала ей этот вопрос. Судя по всему, адвоката у нее нет и вряд ли она собирается его нанимать.

— Что ж, соображаешь ты медленно, — его голос был пронизан сарказмом, — но все же соображаешь.

— Я хотела верить ей. В детстве мы не были близки, и в этом я виновата не меньше ее. Я надеялась, что смогу помочь ей и Сету. Хотела как лучше.

— Значит, она одурачила тебя.

— Я считала, что обязана помочь. Мама в этом вопросе занимает непреклонную позицию. Очень сердится на меня за то, что я приехала сюда. С тех пор как Глория сбежала из дому в восемнадцать лет, она отказывается признавать ее. Глория тогда заявила, что над ней надругался директор нашей школы. Она постоянно обвиняла кого-нибудь в приставаниях. Они с мамой жутко поскандалили, и на следующий день Глория убежала из дому, прихватив с собой мамины драгоценности, коллекцию монет отца и кое-какие деньги. Она не давала знать о себе почти пять лет. И те пять лет были для всех большим облегчением.

Сибилл замолчала, глядя на отражавшиеся в воде фонари, потом тихо продолжила:

— Она ненавидела меня. Всегда. Сколько я себя помню. И не важно, давала я ей отпор или уступала, отношение ее не менялось. Я предпочитала не связываться с ней. Так было спокойнее. Ненависти к ней я не питала. Вообще ничего не чувствовала. Да и сейчас, если отмести в сторону все наносное — родство, долг, — я не найду в душе ни единого чувства к ней. Она мне безразлична. Может, это мой собственный изъян. Или передалось по наследству. — Она повернулась к Филиппу с грустной улыбкой на губах. — Когда-нибудь об этом можно будет написать интересное исследование.

— Значит, ты понятия не имела, чем она занимается?