Лёд и пламень - Максин Барри (1996)

— Сию минуту, миледи, обед будет подан, — галантно склонился перед ней Хэдриан и тут же направился к ближайшему уличному киоску с хот-догами. Купив две порции, он вручил ей завернутые в бумагу сосиски с луком, сдобренные горчицей.

— Ну, ты просто сама любезность, — шутливо промолвила она.

— Давай, давай, наворачивай, — проворчал он и откусил порядочный кусок хот-дога. — Ммм-а! По крайней мере, это уж точно американское, — добавил он, смачно жуя. — Ах нет, я же совсем забыл, что франкфуртские сосиски — немецкое блюдо.

— Зануда, педант несносный! — упрекнула его Мэрион, но, откусив кусочек от своей порции, нашла, что это вовсе недурно. — А они ничего. — Она рассмеялась, когда Хэдриан, сделав нарочито жадное лицо, дважды откусил от своего хот-дога.

— Только не уверяй меня, что ты не ешь это каждый день. Ты ведь настоящая нью-йоркская женщина. Врать очень стыдно.

— Подожди, — сказала она. — Так на чем я остановилась?

— На том, сколь испорченным подростком ты была.

— Ах да, — проговорила она, становясь вновь серьезной. — Но дальше грустная история.

— Давай, давай, — подзадоривал он. — Давай все выкладывай.

— Ну что ж, — вздохнула она. — О’кей, раз ты требуешь. Вышла замуж в восемнадцать. Не потому, что была влюблена, а потому, что отец так захотел. Вот так. Разве это не безобразие?

— Хмм, ну, давай рассудим. Тебе было восемнадцать. Кто же в этом возрасте может отвечать за себя? Когда мне было восемнадцать, я был убежден, что на всю жизнь влюбился в жену соседа — владельца паба. Лучше скажи, как ты чувствовала себя в двадцать, и мы узнаем куда больше.

Мэрион усмехнулась.

— В двадцать я жаждала развода. Но только недавно сумела его получить.

Хэдриан вздохнул с облегчением, скрывая улыбку, которая грозила вот-вот появиться на его лице.

— Видишь? — произнес он тоном учителя. — Что я тебе говорил? Ты совершенно нормальная. По крайней мере, столь же нормальная, как я.

Мэрион рассмеялась.

— Не слишком-то много! — А когда он схватил ее за локоть, глядя с нарочитой свирепостью, она отпрянула и подняла обе руки, как бы моля о пощаде. — Ну хорошо, хорошо. Я невероятно польщена.

Она весело перешучивалась с ним, ощущая на душе такую легкость, какой не знала уже давно.

— Ладно уж, — великодушно произнес Хэдриан. — Ешь свои сосиски.

И Мэрион ела. Никогда она не пробовала ничего более вкусного.

Они прошли весь Бродвей, и Хэдриан взял такси.

— Теперь куда?

— «Эмпайр стейт билдинг», — сказала Мэрион ему и одновременно водителю. — Это незабываемое зрелище, будь уверен.

Сидя на заднем сиденье, она ощущала прикосновение его ноги к своей, и это каким-то образом придавало ей сил. Она чувствовала, как напряжение последних шести месяцев улетучивается в его компании с каждой минутой, и с нежностью посмотрела на него. Какой же он милый, этот Хэдриан, с его громким смехом и душевной теплотой, с его забавным чудаковатым акцентом, с его сильным притягательным телом. Стараясь не думать слишком много о теле, она вернула свои мысли к его душевным качествам. Как много в нем все-таки энергии и жизнерадостности!

— На свете есть здания и побольше, — вслух размышлял между тем Хэдриан, ничего не подозревая о ее мыслях. — Но Кинг-Конг на них не лазил, значит, они совсем не в счет. Ах, вот он-то стопроцентный американец. Кинг-Конг ведь родом из Голливуда.

— Ты невыносим! — залилась она звонким смехом и ударила его по руке своей маленькой ручкой. С тем же успехом она могла бы ударить о твердый гранит. — Ай! — вскрикнула она и невольно подула на руку.

— Бедняжка, — посочувствовал он. — Дайка лучше я ее поцелую.

И взяв ее дрожащую руку в свою большую ладонь, начал целовать ее пальцы — один за другим. Он улавливал все, что исходило от нее: и то, как сузились ее зрачки, когда он склонялся к ней, и возбужденное, прерывистое дыхание, и легкий цветочный запах духов.